Становление производящей экономики, как и любое переходное состояние в природе и в истории общества, заслуживает внимательного изучения. Последствия этого процесса, с которым связаны величайшие сдвиги в истории человечества, - образование классового общества, частной собственности и государства - имеют революционное значение. Становление производящей экономики - это вместе с тем и превращение первобытной доземледельческой общины в раннеземледельческую.
Возможности, заложенные в производящей экономике, реализовались далеко не сразу. Это была революция, растянувшаяся на тысячелетия, что вполне соответствовало темпам социально-экономического и культурного развития, свойственным той эпохе. Развитие общества и культуры - кумулятивный процесс. Он ускоряется, достигает грандиозных масштабов, по мере накопления новых достижений количество переходит в новое качество, н наступает перелом. Напротив, чем ниже уровень этого развития, тем медленнее, как бы исподволь совершаются изменения.
Становление производящей экономики нередко называют неолитической революцией. Но по сравнению с промышленной революцией XVIII - начала XIX в. или современной научно-технической революцией этот переворот начинается в хозяйстве, что обусловлено вплетением хозяйства в саму ткань общественной жизни. В первобытном обществе хозяйство тесно связано с социальной организацией и идеологией. Это - одно из проявлений первобытного синкретизма, нерасчлененности основных функций, свойственных первобытному обществу и первобытной культуре. На более высоких уровнях развития, по мере все более глубокой дифференциации общественных, экономических, идеологических функций, хозяйственная деятельность утрачивает всеобъемлющее значение.
Основой неолитической революции является переход от одного типа хозяйственной деятельности к другому - от присваивающего хозяйства к производящему. Формы хозяйственной деятельности не единственный, но важный критерий для выделения стадий эволюции первобытного общества. Это дает основание различать социально-экономические структуры на стадии присваивающего и на стадии производящего хозяйства.
Неолитическая революция была подготовлена всем развитием обществ, базировавшихся на присваивающих формах хозяйства. Последним свойственны черты, которые можно рассматривать как предпосылки производящего хозяйства. Мы не будем касаться предпосылок животноводства и форм перехода к нему - это особая тема, которой посвящена большая литература, - а обратимся к предпосылкам земледелия как ведущей формы производящего хозяйства. Впрочем, процессы становления земледелия и животноводства нередко были тесно связаны и совершались внутри одних и тех же обществ. «Вместе с земледелием наступила новая эра в истории человечества - начался процесс преобразования живой природы» [125, с. 4]. Но вместе с земледелием начался и процесс преобразования самого человеческого общества.
В качестве главных предпосылок земледелия обычно указывают на благоприятный геоботанический фон, прежде всего на наличие растений, пригодных для культивации, на достаточно высокий уровень развития собирательской техники и отсутствие неосвоенных территорий, препятствующее отливу избыточного населения, на кризис присваивающего хозяйства [44; 175; 233]. Мимо этих факторов нельзя пройти, исследуя такое сложное явление, как становление производящей экономики. Но на те процессы в охотничье-собирательской общине, которые стали социально-экономическими предпосылками земледелия, обращалось значительно меньше внимания.
В свое время А. Н. Максимов показал, что такой народ, как австралийцы (классический пример охотников и собирателей, находящихся на мезолитическом уровне развития культуры), очень близко подошел к производящему хозяйству [93]. Они умеют ухаживать за растениями, собирают в определенные сезоны урожай, владеют разнообразными приемами обработки растений для приготовления пищи, включая обезвреживание ядовитых растений, вымолачивание, провеивание, помол.
Позднейшие исследования показали, что аборигены Австралии подошли к земледелию даже ближе, чем представлялось Максимову. Об этом свидетельствуют, например, примитивные формы ирригации, сооружение оросительных плотин и искусственных водоемов, которые предотвращают губительные последствия засухи и способствуют произрастанию полезных растений, привлекают рыб, птиц и животных. Местами длина искусственных каналов, которые делались еще до колонизации, достигала нескольких сот метров. Это было сознательное, целенаправленное воздействие на природу, еще более впечатляющее, чем опыты с высаживанием ямса и других растений, засвидетельствованные в Австралии [220].
Но австралийцы не перешли к систематическому преднамеренному выращиванию растений. Эпизодические посадки дикорастущих растений австралийцами и некоторыми другими примитивными собирателями - лишь первые робкие шаги. Но это - уже один из истоков производящей экономики.
Земледелие не было «изобретено» - человек начал культивировать растения в процессе собирательства. Более того, по мнению Ю. Ф. Новикова, человек создал культурные растения еще в эпоху собирательства в итоге непреднамеренной селекции, или, по его терминологии, «докультурного отбора» [107].
Собирательство было более устойчивым и надежным источником пищи, чем охота, и в этом отношении, несмотря на более примитивные технические приемы и оснащение (это не относится к приемам обработки и приготовления продуктов собирательства, достаточно сложным и многообразным), оно было более перспективным видом хозяйственной деятельности, потому что вело к земледелию.
И все же австралийцы так и не сделали решающего шага, отделяющего охотников и собирателей от земледельцев, даже самых примитивных, - не приступили к систематическому возделыванию почвы и культивации растений. И причина не в том, что в Австралии не было пригодных для этого растений. Здесь произрастают те же клубнеплоды, которые издавна выращиваются на соседней Новой Гвинее, да и природные условия Северной Австралии очень близки к условиям на Новой Гвинее. К тому же между земледельцами Новой Гвинеи и Индонезии, с одной стороны, и аборигенами Северной Австралии - с другой, на протяжении столетий поддерживались регулярные контакты, и австралийцы заимствовали ряд культурных достижений своих более развитых соседей. Но земледельцами они так и не стали. Причина в другом, и об этом будет сказано ниже.
Собирательство австралийцев, которые уже умели перерабатывать растительные продукты, является предпосылкой земледелия, известной на этнографическом уровне; археологически то же самое показано А. Н. Рогачевым в применении к палеолиту Восточной Европы [122]. Собирательство, подобно охоте, развивалось и совершенствовалось на протяжении всего палеолита и как форма хозяйства и источник пищи занимало важное место.
У охотников и собирателей роль женщин особенно велика в собирательстве и домашнем хозяйстве. Это вызвало в культуре позднепалеолитического населения Европы некоторые явления, знакомые ранним земледельцам, в обществе которых женщины играли такую же роль в земледелии. Для европейского позднего палеолита, как известно, характерны статуэтки женщин с подчеркнутыми вторичными признаками пола, а для ранних земледельцев Восточной Европы, Передней и Средней Азии - статуэтки женских божеств, богинь-матерей. Те и другие, несомненно, связаны с культами плодородия, возрождения растительности, животного мира и самого человеческого рода. Возможно, что в основе этих культов находился родственный круг идей, сложившихся в одном случае на почве собирательства, в другом - на почве раннего земледелия.
Уже в позднем палеолите широкое распространение получила каменная зернотерка, с помощью которой обрабатывались продукты собирательства. Тогда же появилась мотыга и возникла палочно-мотыжная техника - один из самых ранних способов обработки земли, еще связанный с собирательством. Уже в мезолите, на стадии собирательства, существовали жатвенные ножи - предшественники серпов. Позднее появились отшлифованные топоры, сделавшие возможным подсечно-огневое земледелие. Однако всего этого не было достаточно, чтобы произошла неолитическая революция. Австралийцы в течение многих тысячелетий обладали зернотеркой и отшлифованным топором, которые были орудиями присваивающего хозяйства. Элементом присваивающего хозяйства была у австралийцев и ирригация. Техника - лишь предпосылка, условие переворота, а активной силой являются люди, точнее - общество. Для того чтобы общество охотников и собирателей приступило к сознательным поискам принципиально новых путей освоения экологической среды, оно должно испытать мощный толчок либо в виде кризиса, нарушения равновесия вследствие резкого изменения природных условий (какое произошло, например, в постглациальную эпоху на обширных пространствах земного шара), человеческой деятельности (например, истребления животных), демографических сдвигов, либо в виде влияния извне, со стороны более развитых обществ. Но для распространения производящего хозяйства также необходимы предпосылки или в виде кризиса присваивающего хозяйства, или в виде каких-то иных обстоятельств. К тому же, чтобы воспринять новое, общество должно достичь известного уровня развития.
Если этого не происходит, техника превосходно вписывается в традиционную общественно-экономическую систему, так и оставаясь на уровне предпосылки. Австралийцы не испытывали кризиса присваивающего хозяйства, а других стимулов заимствовать земледелие у папуасов или индонезийцев у них не было. Существует еще третий путь - медленное, постепенное накопление явлений, ведущих к производящему хозяйству, которое может возникнуть как бы стихийно, независимо от воли людей, на каком-то этапе данного процесса, когда количество превращается в новое качество. Это новое качество - первые, еще неуверенные опыты производящего хозяйства. Австралийцы уже приступили к таким опытам, но дальнейшее естественное развитие процесса нарушила колонизация.
Этот путь прошли, вероятно, многие раннеземледельческие и раннескотоводческие общества, прежде всего общества, населявшие зоны с особенно благоприятными для культивации растений и доместикации животных условиями. Именно эти общества были пионерами производящего хозяйства. Н. И. Вавилов установил, что главные очаги мирового земледелия находились в горных тропических и субтропических зонах, где существовали максимально благоприятные условия для видообразовательного процесса и для жизни древнего человека [42]. К таким зонам относится, например, Западная Азия, один из древнейших очагов производящего хозяйства. Значение экологических сдвигов для Западной Азии в отличие от приледниковой Европы было невелико. В Европе следствием экологических потрясений стал кризис присваивающего хозяйства, но, возможно, она восприняла элементы западноазиатского производящего хозяйства.
В. М. Массон предлагает три модели неолитической революции, или три основных пути, по которым она развивалась. Первая модель - сложение земледельческо-скотоводческого хозяйства на базе высокоразвитой экономики охотников-собирателей, вторая - сложение земледельческой экономики на основе высокоспециализированного хозяйства собирателей в условиях кризиса охоты, вызванного палеоклиматическими сдвигами, третья - формирование земледельческой экономики по мере повышения роли рыболовства или морской охоты, обусловивших развитие оседлости [97, с. 111]. Первая модель характерна, вероятно, для западноазиатских обществ. Вторая была широко распространена в других областях земного шара. Третья модель имела сравнительно более ограниченное распространение. Специализированное хозяйство рыболовов и морских охотников, как правило, удовлетворяет потребности общества в регулярном, устойчивом поступлении продуктов питания. Переход такого общества к интенсивному производящему хозяйству обычно связан с кризисом присваивающего хозяйства, и тогда это, по существу, вариант второй модели. Оседлость не является необходимой предпосылкой производящего хозяйства, хотя и облегчает переход к нему. Следует иметь в виду и тенденцию высокоразвитых культур к экспансии. Заимствование элементов производящего хозяйства присваивающими обществами осложняет пути неолитической революции.
Существует мнение, что ведущим противоречием первобытнообщинного способа производства было противоречие между жизненно необходимыми потребностями первобытных людей и низким уровнем развития производительных сил. Разрешение этого противоречия привело к развитию производительных сил первобытного общества, а это развитие, в свою очередь, - к возникновению производящего хозяйства [116, с. 36]. Необходимо отметить, однако, что такое противоречие обнаруживалось главным образом в кризисных ситуациях, когда потребности общества действительно не могли быть удовлетворены существующими производительными силами, а ведь последние все же развивались. Представление о том, что охотники и собиратели влачат жалкое существование чуть ли не под постоянной угрозой голодной смерти, требует пересмотра. Опровергнуть его пытался еще один из первых исследователей Австралии, Дж. Грей: «Абориген точно знает, что производит его земля и в какое именно время года, он знает, какими способами обеспечить себя всем необходимым. Соответственно он распределяет свои посещения различных частей принадлежащей ему охотничьей территории; и я могу только засвидетельствовать, что в хижинах туземцев всегда царит изобилие... За два-три часа они могут добыть пищи на целый день» [302, с. 262-263]. Исключение составляют два сравнительно непродолжительных периода года - самый жаркий и самый дождливый, - когда аборигены действительно страдают от голода.
То, о чем пишет Грей, полностью согласуется с сообщениями других исследователей XIX в. [264, с. 250-255; 240, т. 1, с. 240]. Так же обстоит дело и в наше время в общинах австралийцев, ведущих традиционный образ жизни. Взрослые члены двух локальных групп, изученных в 1948 г. Ф. Маккарти и М. Макартур, трудились в среднем четыре-пять часов в день. И этого времени вполне хватало для того, чтобы обеспечить каждого члена группы достаточным и по составу, и по калорийности количеством пищи [431, с. 145-194].
По данным Р. Ли, изучавшего бушменов кунг, для того чтобы обеспечить пищей всех членов группы, каждому взрослому достаточно было трудиться 2,5 дня в неделю при продолжительности рабочего дня в шесть часов. Если же учесть время, затрачиваемое на приготовление пищи и изготовление орудий, то полученная цифра будет близка к той, которую установили Маккарти и Макартур. Свои наблюдения Р. Ли вел в июле и августе, когда люди из более благоприятных условий попадали в менее благоприятные, т. е. в переходное, а следовательно, достаточно репрезентативное время. Подсчеты показывают, что труд одного человека, охотника и собирателя, может обеспечить пищей четыре-пять человек, а работоспособная часть населения составляет у бушменов 61,3% [389]. Дж. Вудберн пишет, что охотники и собиратели хадза, живущие в Восточной Африке, затрачивают на добывание пищи в среднем не более двух часов в день [616, с. 54]. По мнению М. Салинза, средств, имеющихся в распоряжении первобытного доземледельческого общества, вполне достаточно для удовлетворения его потребностей. А наши палеолитические предки жили в более благоприятных условиях [498, с. 1-39].
Действительность, конечно, гораздо сложнее и противоречивее, чем представляется Салинзу. Многие охотники и собиратели, населяющие экстремальные экологические зоны земного шара, страдают от периодических голодовок (это относится и к земледельцам). Условия, в которых жили палеолитические общества, были различными в разных частях обитаемого мира и в разные эпохи, например в ледниковые и межледниковые периоды. Но для большинства охотников и собирателей в основном характерна нарисованная выше картина. Следовательно, развитие производительных сил в первобытном обществе и переход к производящему хозяйству объясняются не только противоречием, о котором уже говорилось, но и другими факторами. Среди них важное место занимает кумулятивный процесс развития культуры. Культура развивается по своим внутренним закономерностям на основе уже накопленных ценностей. Культурные ценности создаются обществом, испытывающим потребность в них, но и сами потребности создаются культурой. Например, у бродячих охотников и собирателей нет нужды в долговременных жилищах, гончарных изделиях, больших запасах пищи и многом другом - все это только мешало бы им. Известный минимум потребностей обусловлен их образом жизни. Необходимость в этих и многих других вещах появляется у них лишь после перехода к производящему хозяйству и прочной оседлости. Да и в самом этом переходе тоже нет необходимости, пока потребности общества удовлетворяются хозяйством присваивающего типа.
Австралийское общество - пример постепенного накопления явлений, ведущих к производящему хозяйству, к переходу количества в новое качество, пример сознательного, целенаправленного воздействия на природу. Тасманийцы - единственное общество, сохранившееся к началу европейской колонизации на уровне позднего палеолита - по своему культурному развитию в целом стояли ниже австралийцев. Согласно многочисленным свидетельствам, и те и другие сознательно выжигали на своих охотничьих угодьях старую траву, чтобы обеспечить кенгуру, на которых они охотились, свежей, зеленой травой. При этом они предусмотрительно сохраняли группы деревьев или небольшие рощи, которые могли бы служить для животных укрытием. В этом сказывалась забота охотников о поддержании главного источника мясной пищи на оптимальном уровне [72, с. 116-119]. Такое стихийное постижение некоторых закономерностей природы, понимание связи причины и следствия, отделенных друг от друга значительным промежутком времени, - замечательная черта, по широко распространенному мнению якобы несвойственная первобытным охотникам. Такого рода деятельность Р. Джонс даже называет «сельским хозяйством с горящей головней» [354]. По своим последствиям, по воздействию на природу она в какой-то мере сравнима с земледелием. Задолго до земледелия, с которым обычно связывают появление антропогенного, «очеловеченного» ландшафта, стихийно создавалась новая, искусственная среда - дело воли и рук человека. Т. Митчелл, один из первых исследователей Австралии, пишет в своих записках: «Огонь, трава, кенгуру и люди в Австралии зависят друг от друга, и, если бы чего-то одного недоставало, остальное тоже не смогло бы существовать» [438, с. 306, 412-413]. Хотя это и явное преувеличение, все же здесь подмечено важное обстоятельство - существование в Австралии своего рода экологического равновесия, активным фактором которого является сам первобытный охотник. Будучи частью экосистемы, он в то же время выступает в ней силой, регулирующей в своих интересах взаимодействие остальных частей.
Вследствие активного и систематического воздействия человека на окружающую среду экологическое равновесие рано или поздно нарушается. Выжигание травы было причиной периодических пожаров, которые охватывали огромные территории. Экологический эффект этих пожаров очень велик: на обширных пространствах Тасмании произошла смена растительности, влажные леса уступили место кустарникам и открытым саваннам, изменились характер почвы, климат. Освобождение от непроходимых лесов целых областей имело большие преимущества для охотников. Но при этом растительный покров на значительных площадях был разрушен, усилилась эрозия. Все это говорит о том, что даже на раннем этапе общественно-экономического и культурного развития люди не только приспосабливаются к природной среде, но и активно воздействуют на нее, причем не только самим своим присутствием, но и нередко совершенно сознательно. Огонь был наиболее эффективным орудием воздействия первобытного человека на природу в его интересах, и он, конечно, не мог предвидеть всех последствий его вмешательства.
Каким бы путем ни пришли люди к земледелию - вследствие благоприятных естественно-географических условий, кризиса присваивающего хозяйства или других причин, - можно утверждать, что оно возникло на основе собирательства, нередко специализированного, достигшего высокой степени развития.
Специализированное собирательство, прежде всего собирательство урожая (понятие «собирательство урожая» введено Ю. и Е. Липс [90; 399; 400]), образует как бы промежуточное звено между неспециализированным собирательством, свойственным большинству охотников и собирателей первобытнообщинной эпохи, и ранним земледелием. Хозяйство народов - собирателей урожая основано на планомерном собирании больших количеств одного или немногих видов дикорастущих растений, которые служат главным источником их существования в течение всего года. Это наиболее совершенная форма собирательства, существующая лишь там, где произрастают растения, дающие регулярный, устойчивый, обильный урожай.
Провести границу между неспециализированным собирательством и собирательством урожая не всегда легко. Так, собирательство урожая желудей благодаря изобилию желудей и умению сохранять их, а также изготовленную из них муку в течение длительного времени играло большую роль в хозяйстве индейцев Калифорнии, которых, однако, следует рассматривать скорее как неспециализированных охотников и собирателей. Типичными собирателями урожая были такие племена североамериканских индейцев, как, например, оджибве и сиу. Они специализировались на собирательстве урожая дикорастущего водяного риса. У оджибве август называется «месяцем жатвы риса». Жатва была важнейшим событием их хозяйственной жизни: заранее устанавливался день начала работ, определялись участки рисовых полей, где будет производиться жатва, количество людей и лодок. Собранное зерно сушили на солнце, обмолачивали, провеивали в больших корзинах, мололи. Весь процесс обработки зерна был таким же, каким он стал впоследствии у земледельцев, сеющих рис на возделанных полях. Рисовое поле индейцев находилось в собственности всей общины, однако каждый раз перед созреванием урожая оно распределялось между семьями заново [348]. У некоторых народов - собирателей урожая во время созревания урожая на жатвенные поля накладывается табу, которое снимается лишь в определенный день вождем или советом старейшин.
К специализированным собирателям можно отнести и рубщиков саго - папуасов Новой Гвинеи (маринд-аним, арапеш, квома и некоторых других). У них саго, добываемое из сердцевины саговых пальм, является основным видом растительной пищи. Муж и жена квома заготовляют за утро до 50 фунтов саго, что обеспечивает их семью пищей на 3-4 дня. Мужчина топором валит пальму, сдирает кору, разрубает ствол. Женщина с помощью сагодробилки вынимает куски съедобной сердцевины, а мужчина промывает их в особом желобе из коры. После этого женщина выбирает осевшую в корыте мучнистую массу, завертывает ее в листья и относит домой. У папуасов арапеш рубит саго мужчина, а промывает женщина, но и здесь наблюдается кооперация труда на семейном уровне - явление редкое для неспециализированных собирателей. По сравнению с другими видами собирательства рубка саго - технологически довольно сложный процесс, требующий специальных орудий и особых форм организации труда [16].
Собирательство урожая существовало и в древности. Так, древние перуанцы собирали преимущественно дикорастущий картофель, который был экономической основой государства инков. Собирание урожая дикорастущих растений занимало важное место в хозяйстве многих народов Африки. Согласно Геродоту, древние египтяне собирали лотос, сушили его на солнце, растирали в муку и употребляли для изготовления хлеба.
Продукты, добытые собирателями урожая, хранятся либо необработанными, либо обработанными. Они не только главный источник пищи, но и предмет обмена или торговли.
Для общин собирателей урожая, концентрирующихся в непосредственной близости от жатвенных полей, рощ и т. д., характерна постоянная или долговременная оседлость. Циклы концентрации и дисперсии им несвойственны. Все это отличает их от неспециализированных собирателей. Да и сами общины собирателей урожая намного превосходят по размерам общины неспециализированных охотников и собирателей. В поселениях собирателей урожая сооружаются амбары и склады для хранения собранных запасов. Но для собирателей урожая, как и для неспециализированных собирателей, земля все еще выступает в качестве естественного, данного им природой средства производства. В этом их качественное отличие даже от самых примитивных земледельцев, которые обрабатывают землю и искусственно выращивают растения. В сфере общественных отношений собиратели урожая уже во многом отличаются от большинства собирателей первобытнообщинной эпохи. Накопление прибавочного продукта и его распределение создают предпосылку для развития имущественного и социального расслоения, подрывающего устои первобытнообщинного строя. Возникают социальные функции организации труда и распределения общественного продукта, требующие особых социальных ролей и институтов.
Собиратели урожая, которые жнут, не сея, и труд которых так сходен с деятельностью земледельцев, подготовлены -- социально-экономически и психологически - к земледелию в неизмеримо большей степени, чем типичные собиратели.
Оседлость часто рассматривается как одна из важнейших предпосылок перехода к производящему хозяйству. Действительно, оседлость - условие, способствующее его возникновению как в сфере земледелия, так и в сфере скотоводства, в последней, быть может, еще в большей степени. Но известны и полукочевые формы земледелия, которое само становится предпосылкой оседлости. Еще Н. И. Зибер заметил, что «этот род первоначального бродячего земледелия одинаково удобно совмещается как с охотничьим и кочевым бытом, так и с зачатками оседлого» [62, с. 40]. Переход к производящему хозяйству и постепенное оседание общества - взаимно связанные и взаимообусловленные процессы. Оседлость на уровне присваивающего хозяйства - полная или периодическая, длительная - возможна лишь в особенно благоприятных условиях. Примером могут служить оседлые рыболовы и охотники Дальнего Востока и Северо-Западной Америки и, вероятно, позднепалеолитические охотники Европы. Но при относительном изобилии пищи охотники, рыболовы и собиратели не испытывают потребности в переходе к производящему хозяйству. Приручение животных (собак, оленей, верблюдов) не меняет основного направления их хозяйства. В целом оно остается хозяйством присваивающего типа, причем в ряде случаев высокопродуктивным. А продуктивное присваивающее хозяйство может на протяжении многих поколений воспроизводить себя, так и не переходя к производящим формам хозяйственной деятельности. Это, вероятно, относится и к оседлым и полуоседлым охотникам Европы эпохи позднего палеолита. Лишь резкие изменения экологических условий в мезолите привели к перестройке хозяйства и всего образа жизни уже полукочевых охотников и собирателей, а в конечном счете - к кризису охотничьего хозяйства. В дальнейшем это обусловило их переход к производящему хозяйству.
Этнография располагает обширными материалами об обществах, которые находятся как бы на рубеже присваивающего и производящего хозяйства. Они уже не вполне охотники, рыболовы и собиратели, но еще не совсем земледельцы. Таких обществ немало в Южной Америке. Племен, совершенно незнакомых с земледелием, здесь очень мало. В большинстве случаев у них присутствуют зачаточные формы земледелия, которые не вытесняют полностью тех или иных присваивающих форм хозяйства. Одним из таких племен являются намбиквара (Бразилия). Некоторые его группы незнакомы со строительством постоянных жилищ и гончарством, они кочуют небольшими хозяйственными группами, состоящими из пяти-шести семей, а иногда из одной простой семьи, подобно типичным собирателям и охотникам. В зависимости от времени года основную роль в хозяйстве намбиквара играют либо собирательство и охота, либо земледелие. В течение пяти дождливых месяцев они живут оседло общинами по берегам рек, обрабатывают небольшие участки земли, на которых выращивают маниоку, маис и другие культуры. В это время собирательство и охота имеют второстепенное значение. В течение семи сухих месяцев намбиквара небольшими хозяйственными группами бродят по саванне, занимаясь исключительно собирательством и охотой. Не только образ жизни, но и орудия труда, жилища, тип оседлости в эти периоды совершенно различны. Как и у многих других охотников, у намбиквара мужчины занимают главенствующее положение. Руководит каждой группой лучший охотник. Браки вирилокальны [395, с. 359-360, 375; 394, с. 109 - 110, 113; 27]. В сущности, намбиквара - полуоседлые охотники, для которых примитивное земледелие является временным занятием.
Обществом со слаборазвитым мотыжным земледелием и преобладающей ролью охоты и собирательства являются и сирионо. Они обитают в лесах Восточной Боливии, ведут полукочевой образ жизни. Их общины насчитывают от 30 до 120 человек [338; 447].
Р. Л. Карнейро, отметив, что индейцы Амазонки, у которых земледелие появилось за 1,5 тыс. лет до н. э., и до сих пор не перешли к нему полностью, попытался объяснить различную степень перехода к земледелию отдельных племен. Индейцы амахуака около 50 % средств существования получают от земледелия и около 40 % от охоты; остальное дают рыболовство и собирательство. В прошлом, до введения металлических орудий, затраты труда в охоте, в расчете на 1 млн. калорий, были ненамного выше, чем в земледелии. Самих по себе преимуществ земледелия недостаточно, чтобы оно стало преобладающей формой хозяйства. Основную массу белков дает мясная пища, добываемая охотой, которая несовместима с оседлой жизнью в деревнях. Образ жизни амахуака и сирионо все еще определяется перекочевками групп в поисках пищи. Племена, живущие вдоль больших рек, являются сравнительно оседлыми рыболовами, а оседлость благоприятствует развитию у них земледелия. Таковы, например, индейцы куикуру, живущие в верховьях реки Шингу в Центральной Бразилии. 15 % потребности куикуру в средствах существования удовлетворяются за счет рыболовства, не менее 80 % за счет земледелия (выращивание маниоки). Если для амахуака характерны небольшие общины примерно в 15 человек, то общины куикуру составляют около 145 человек (222; 76]. Подсечно-огневое земледелие племен, обитающих в бассейне Амазонки, не является чисто оседлым типом хозяйства. Не полностью оседлы даже рыболовы, например куикуру.
И все же расселение вблизи крупных рек повышает роль рыболовства и земледелия в хозяйстве, что, в свою очередь, способствует дальнейшему оседанию и концентрации населения, а расселение вдали от рек ведет к повышению роли охоты и собирательства и к атомизации общества. В бассейне Амазонки, как и повсюду в мире, переход к производящему хозяйству в значительной мере определяется экологическими факторами.
Основой хозяйства большинства индейцев Бразилии было подсечно-огневое земледелие, которое сочеталось с рыболовством, охотой и собирательством. Многие индейцы лишь недавно начали осваивать земледелие. В конце XIX в. бакаири еще помнили, что их деды «ничего не знали о маисе и маниоке», а охотники-бороро относились к посевам соседей-земледельцев, как и к другим дарам природы: при любой возможности они вырывали корни молодой маниоки, пекли их и ели [543, с. 195]. В прошлом земледельцы расчищали лес с помощью каменных топоров, землю разбивали деревянными палицами, углубления в земле для посадки растений делали острыми палками. И орудия труда, и сама технология производства пришли еще из эпохи собирательства. Каждые шесть-восемь лет общины переселялись на новое место, так как земля вблизи селений полностью истощалась. Роль присваивающих форм хозяйства была еще очень велика. И в земледелии, особенно при расчистке леса, и в рыбной ловле, и в охоте значительное место принадлежало коллективному труду, в котором принимали участие все мужчины общины. Разделение труда, совместный труд, значение мужских коллективов в производстве - все это сближало переходное - в экономическом смысле - общество индейцев Бразилии с обществами типичных охотников, рыболовов и собирателей. С главенствующей ролью мужских коллективов в производстве, вероятно, связано преобладание у бразильских индейцев отцовско-родовой организации. Земля принадлежала общинам, но участки, обрабатывавшиеся простыми семьями, находились в их распоряжении. Следует отметить, что и у других ранних земледельцев семья занимала более заметное, чем у охотников, место в экономике. Однако потребление часто носило еще коллективный, общинный характер [133, с. 8 - 14]. Как и у многих других народов с присваивающей экономикой, у индейцев Бразилии наряду с локально-родовыми существовали, видимо, также гетерогенные общины, состоявшие из представителей различных родов.
Интересные процессы выявлены, в частности, у индейцев верховьев Шингу. Основным производящим и потребляющим коллективом у них была община, в земледелии, охоте и рыболовстве, как и у индейцев других районов Бразилии, использовались различные формы совместного труда. Но уже к концу XIX в., а может быть, и значительно раньше община поделилась на домохозяйства, в состав каждого из которых входили три-восемь простых семей, игравших важную социально-экономическую роль. Домохозяйства ранних земледельцев, у которых становление производящего хозяйства еще не завершено, - переходная форма. Одна из главных функций домохозяйств -совместная обработка земли. Ведущая форма хозяйства - земледелие определяет социально-экономическую структуру. Домохозяйство, становясь основным производственным коллективом, стремится подменить собою общину. Этого не было и не могло быть в общине охотников-собирателей.
В Северной Америке самые первые шаги производящей экономики были зафиксированы у тех групп индейцев (оджибве, ассинибойн), которые не только собирали урожай дикого риса, но и знали некоторые приемы его возделывания. Те участки поля, которые они засевали, находились в собственности семей. Неудивительно, что у оджибве начали складываться отношения семейной собственности и на участки дикого риса [348]. Явление это характерно скорее для ранних земледельцев, но ведь речь идет об обществах, вступающих в эпоху производящей экономики.
Первые шаги производящего хозяйства отмечены и у береговых селишей (северо-западное побережье Америки). Традиционное рыболовство в сочетании с собирательством определяет их относительную оседлость: полгода они живут в одном месте, полгода в другом (на расстоянии двухдневного перехода). А это, в свою очередь, позволяет женщинам ухаживать за посадками картофеля (проникшего к селишам недавно), не нарушая привычного образа жизни [556].
Для некоторых групп банту, обитающих в Экваториальной Африке, еще недавно было характерно экстенсивное полукочевое подсечно-огневое земледелие. Община покидала истощенную землю и рядом с новым полем возводила временное селение, в которое со временем полностью переселялась. Весь цикл продолжался около 20 лет [101, с. 93]. Примером африканского общества, вынужденного оставить бродячий образ жизни охотников и собирателей и приступить к неустойчивому земледелию, являются ик (Северная Уганда). Насильственный перевод их к земледелию привел к катастрофическим последствиям [588].
Оседлые группы веддов - охотников и собирателей Шри Ланки подошли к подсечно-огневому земледелию, возможно, под воздействием своих более развитых соседей - сингалов. Начатки возделывания растений засвидетельствованы у охотников и собирателей п-ова Малакка - семангов и сеноев, у некоторых народов Таиланда [269; 125, с. 15 - 16].
Охота, не будучи жизненно необходимым занятием для земледельцев -папуасов Новой Гвинеи и меланезийцев, все же занимает большое место в их жизни [208; 532]. Маори Новой Зеландии сочетали выращивание кумары с собирательством урожая корней дикорастущего папоротника [522].
Существуют такие формы хозяйства, которые находятся как бы между охотой и животноводством. Так, группы ченчу в Индии, хотя и переняли у соседей домашних животных, живут главным образом охотой и собирательством [281], а у некоторых охотников (Северной и Южной Америки, Сибири, Северной Африки) заимствованные или прирученные домашние животные способствовали интенсификации самого охотничьего хозяйства.
Все это - различные этапы перехода от присваивающего хозяйства к производящему. Что же происходит в социальной сфере, в структуре общества? К сожалению, данные, которыми мы располагаем, не очень обильны. Они говорят о том, что, вступив на этот путь, общество преобразуется, общество ранних земледельцев во многом уже отличается от общества охотников и собирателей. По мнению Дж. Уотсона, следствием распространения на Новой Гвинее культуры сладкого картофеля стали демографические сдвиги, изменения в социальной структуре, технологии, религии и магии, мифологии, в характере мужского доминирования [601]. Величина общины охотников-собирателей обусловлена доступными животными и растительными ресурсами на ее территории. Улучшение техники добывания пищи, интенсификация охоты ведет к прогрессирующему истреблению этих ресурсов. С возникновением производящего хозяйства появляются возможности увеличения количества пищи, контроля над ее воспроизводством. Это ведет к демографическим сдвигам -резко возрастает плотность населения, меняется соотношение численности группы и размеров осваиваемой ею территории, общины становятся устойчивее и крупнее, хотя их величина и зависит от размеров и плодородия полей. Намечается тенденция к оседлости, развитию которой вначале мешает полукочевое экстенсивное земледелие. В общинах охотников и собирателей разных зон земного шара - в среднем 35 - 50 человек, тогда как у оседлых рыболовов и ранних земледельцев средняя численность общин составляет 100 - 150 человек (верхний предел - около 350 - 400 человек). С ростом общин и увеличением плотности населения увеличивается социальная интеграция, возрастает социальное и культурное взаимодействие общин. Идет процесс образования более крупных и более интегрированных этнических общностей.
Если полукочевые и оседлые формы развитого присваивающего хозяйства были предпосылкой перехода к земледелию, то полукочевые формы земледелия - предпосылкой оседлости, точнее, возрождения ее на новом, более высоком уровне развития, потому что долговременная или сезонная оседлость существовала уже в палеолите. Таким полукочевым раннеземледельческим обществом являются байнинги, обитающие на о-ве Новая Британия [67]. Для них характерно подсечно-огневое залежное земледелие на основе деревянной и каменной неолитической техники. Когда земля, не удобряемая ничем, кроме золы от сгоревших деревьев и кустарника, перестает давать урожай, байнинги переходят на другое место. Обычно это происходит через два-три года после начала эксплуатации участка. Крайне отсталый характер земледелия и низкое плодородие почв в горных районах не позволяют байнингам завершить переход к оседлости.
Участки, на которых байнинги выращивают таро, яме, бататы, бананы, сахарный тростник и эйбику, расположены обычно невдалеке от поселения. Если поблизости больше нет подходящей земли, они отыскивают новое место, расположенное иногда далеко от прежнего, но в пределах принадлежащей им территории, разбирают свои примитивные хижины и переносят их поближе к новому участку, а старый зарастает сорной травой.
На облюбованном участке байнинги вырубают деревья, ветви и сучья обламывают, складывают между поваленными стволами и оставляют для просушки. Высохший лес поджигают. После этого участок обрабатывают либо сообща, либо отдельными семьями. В последнем случае его предварительно делят на полосы, число которых соответствует числу хижин в поселении и величине живущих в них семей. Обычно расчистка участка и подготовка земли осуществляются общими усилиями, но в дальнейшем семьи трудятся на своих участках самостоятельно. Землю обрабатывают при помощи простой палки -архаичного орудия, свойственного еще доземледельческому, собирательскому хозяйству. Палкой взрыхляют и выравнивают землю, затем делают в ней небольшие углубления, в которые сажают растения.
Подсечно-огневое земледелие - наиболее ранняя, первобытная форма земледелия - уже в среднем неолите существовало во многих лесных областях земного шара. Этот нерациональный, губительный способ обработки земли (известный в Индокитае под названием рэй, а в Мезоамерике - мильпа) был широко распространен в Юго-Восточной Азии, откуда он, вероятно, проник в Океанию, на Мадагаскар, в Африку, в Южную и Центральную Америку. Лес вырубали, в конце сухого периода сжигали, а в начале периода дождей засевали участки, покрытые золой. Года через три урожайность такого участка резко падала, и земледельцы переходили на новое место. Одна из вероятных причин исчезновения древней цивилизации майя на Юкатане - истощение тропической почвы вследствие господства подсечно-огневой системы земледелия. По этой же причине, возможно, пришло в упадок средневековое государство кхмеров в Камбодже. Но еще и до сих пор эта экстенсивная форма землепользования кормит до 200 млн. человек [236].
В качестве главных собственников земли у байнингов выступают территориальные группы, которые и составляют эту этническую общность. Территория каждой группы распределена между отдельными общинами, состоящими из одной или нескольких сложных семей и живущими более или менее изолированно друг от друга. Сложная семья может выбрать пустующий, никем не занятый участок, расчистить его и пользоваться им. Но право на эту землю признается за нею лишь до тех пор, пока она обрабатывает ее. Когда участок перестает давать урожай, семья или община покидает его, и он возвращается в распоряжение всей территориальной группы.
Плотность населения у байнингов очень низка. Ф. Бургер рассказывает, что поселения, в которых жили сложные семьи, принадлежащие к одной общине, были разбросаны на большом расстоянии друг от друга и ему приходилось часами карабкаться по горам, прежде чем удавалось попасть в одно из них [214; 215]. Поселение сложной семьи может состоять из одной или нескольких хижин, каждая из которых вмещает одну или несколько простых семей. Обычно простая семья имеет собственный очаг - средоточие семейной жизни. Некоторые поселения состоят из 10 - 12 хижин, и все его обитатели составляют сложную семью [485]. Между сложными семьями, которые, в свою очередь, образуют общину, поддерживаются постоянные контакты [282].
В далеком прошлом байнинги, коренное население п-ова Газель, говорящее на одном из так называемых папуасских языков, были оттеснены в глубь полуострова меланезийцами. Область их расселения ограничилась внутренними горными районами. Ни охота с помощью примитивного оружия -копий и палиц, ни собирание диких растений не могли обеспечить их достаточным количеством пищи. Наступил кризис охотничье-собирательского хозяйства. Познакомившись через соседей-меланезийцев с простейшими приемами земледелия, они постепенно стали земледельцами. В настоящее время охота является для них второстепенной, подсобной отраслью хозяйства.
По словам Р. Паркинсона, байнинги по своему культурному развитию самый примитивный народ из всех, встреченных им в Океании [458, с. 156]. Их культурный инвентарь беден и ограничен, отсутствуют лук и стрелы, они пользуются простейшими копьями без наконечников. Примитивна и их социальная организация. Расселением небольшими общинами, низкой плотностью населения, аморфностью общественной структуры, отсутствием племенной организации байнинги напоминают тасманийцев и других охотников и собирателей. Территориальные группы байнингов и племена тасманийцев очень близки между собой. У байнингов территориальная группа - это совокупность общин, которых связывает между собой общность языка и территории, единое самоназвание, в котором выражено самосознание членов группы как некоего единства, да еще совместное участие в военных предприятиях. У тасманийцев помимо перечисленного еще существуют периодические собрания членов племени для совместных обрядов, охоты или иных целей. Ни тасманийское племя, ни территориальная общность байнингов в организационном отношении не выступают как единое целое. Это - социальные образования одной из ранних стадий становления племени.
Характер отношений собственности на землю также сближает байнингов с охотничьими народами. Так, семейное право на землю сохраняется у тех и у других лишь до тех пор, пока земля обрабатывается или используется для охоты, после чего она возвращается в распоряжение всей общины.
Конечно, между байнингами и тасманийцами есть и важные различия, например неолитическая техника обработки камня у первых и палеолитическая у вторых. Но самое главное - то, что одни земледельцы, а другие - нет. Общество байнингов - это общество вчерашних охотников и собирателей, едва переступивших рубеж производящего хозяйства. Но этот шаг во многом уже преобразовал их общество: появилась относительная оседлость, не свойственная охотникам и собирателям данной географической зоны, а с нею и более долговременные жилища, в отдельных случаях даже длинные дома, каждый из которых населяет сложная семья. Земледелие и относительная оседлость при сохраняющейся разобщенности общин еще более изолировали их друг от друга. У байнингов это связано к тому же с расселением в горной местности и низкой плотностью населения. Тенденция к социальной интеграции и сближению общин, свойственная земледельцам, для байнингов - дело далекого будущего.
Как отмечалось выше, земледельцы-байнинги совместных обрядов и коллективной охоты не устраивают; члены территориальных групп собираются вместе лишь для участия в военных предприятиях. Они, пожалуй, еще большие индивидуалисты, чем охотники. Хотя у байнингов и сохраняется община, но в отличие от охотничьей общины она довольно аморфный социальный организм. Ее место постепенно занимает сложная семья как главный землепользователь, как центр общественного производства. Кое-где сложные семьи уже являются самостоятельными общинами. Иными словами, происходят процессы, отмеченные и у других ранних земледельцев, в частности у индейцев верховьев Шингу.
На основе избыточного продукта, создаваемого земледелием, т. е. на основе имущественной дифференциации, у байнингов зарождается социальное расслоение: выделяются главы отдельных, наиболее зажиточных сложных семей, и некоторые из них становятся влиятельными людьми не только в своей общине, но и за ее пределами. Этот процесс, в целом чуждый еще обществу охотников и собирателей, характерен уже для ранних земледельцев.
Становление первобытной социальной структуры - одна из важнейших предпосылок производящей экономики. Будучи двигателем коренных социальных преобразований, производящая экономика сама формируется на социальной базе, достигшей определенной степени развития. Необходимой предпосылкой перехода к земледелию следует считать если не оседлость, то известную стабильность, устойчивость социальной структуры, тесную связь социума с определенной территорией, правильное чередование хозяйственной деятельности в соответствии с природным циклом. Все эти явления, без которых едва ли возможен переход к производящему хозяйству, обусловлен типичной структурой охотничье-собирательского общества накануне перехода к земледелию. Основные элементы этой структуры - община как относительно стабильная, постоянная, локализованная группа, как субъект собственности на землю и носитель ведущих производственных функций, а также хозяйственные группы, состоящие из одной или нескольких семей. Община, осваивая определенную территорию, обеспечивающую ее жизненно необходимыми ресурсами, периодически, в соответствии с экологическими условиями, распадается на хозяйственные группы. Совокупность хозяйственных групп и есть община в процессе активного приспособления к условиям жизни и хозяйственной деятельности. Размеры хозяйственных групп непостоянны, их динамика экологически обусловлена. Это - форма активной адаптации первобытного общества, находящегося .на стадии присваивающего хозяйства, к меняющимся от места к месту, от сезона к сезону условиям.
Доземледельческая община, кроме того, делится на коллективы по половозрастному признаку. Ее ведущие производственные функции основаны на естественном, половозрастном разделении труда. Необходимо упомянуть и о племени как совокупности общин и как верховном собственнике племенной территории, осваиваемой всеми общинами.
Структура охотничье-собирательского общества, элементы которой охарактеризованы выше, составляет социальную или, точнее, социально-экономическую базу формирующейся производящей экономики. В этом комплексе необходимо особо выделить общину - основную производственную ячейку доземледельческого общества, оптимально приспособленную к экологическим условиям. Этот социальный институт, наследуемый раннеземледельческим обществом у предшествующего ему доземледельческого, - одна из важнейших предпосылок производящей экономики.
С переходом к земледелию, с изменением форм социальной адаптации постепенно меняется вся социальная структура. Качественные сдвиги намечаются прежде всего внутри общины. Некоторые из них отмечены у байнингов, индейцев верховьев Шингу и у некоторых других народов. Следует еще раз обратить внимание на тот радикальный сдвиг, с которого начинается вся цепь изменении. Структура общества полуохотников-полуземледельцев намбиквара еще сохраняет некоторые характерные черты присваивающего общества, их общины, подобно общинам типичных охотников, в определенное время года распадаются на подвижные, нестабильные хозяйственные группы. Переходной формой от хозяйственных групп охотников-собирателей к производственным объединениям, свойственным раннеземледельческому обществу, являются так называемые домохозяйства индейцев верховьев Шингу. С окончательным переходом к земледелию исчезает система хозяйственных групп, в которой находит выражение адаптация первобытной доземледельческой общины к меняющимся условиям. Ее место занимают иные формы организации раннеземледельческой общины, основанные на внутреннем членении общины (в производственных целях) по половозрастному и семейному признакам. Хозяйственные группы тоже основывались на членении общины на отдельные семьи, но в отличие от производственных объединений раннеземледельческого общества это были не просто производственные объединения, а в совокупности сама община в действии. С исчезновением хозяйственных групп как способа существования доземледельческих общин все более видное место в структуре земледельческого общества начинает занимать простая семья. Вот почему тенденция к укрупнению семьи в раннеземледельческих обществах выражена в большей мере, чем в охотничьих, что хорошо видно на примере байнингов.
Важнейшей предпосылкой производящей экономики было также формирование коллективной собственности на землю. Ранние земледельцы наследуют иерархическую структуру отношений собственности на землю (собственность племени как совокупности общин, собственность отдельных общин), присущую доземледельческому обществу, которая затем преобразуется вместе с преобразованием самой общественной структуры и процессом социальной дифференциации. С переходом к производящему хозяйству меняется характер отношений производства и обмена, разделения труда, роль мужчин и женщин в общественной, экономической и религиозно-обрядовой сферах, относительная подвижность населения. Но предпосылки всех этих перемен складываются в предшествующую эпоху.
О разных путях преобразования традиционного общества охотников-собирателей, определяемых различиями в системе производящего хозяйства, мы узнаем из сообщения о двух характерных случаях. Индейские племена из засушливых районов Аризоны, пима и папаго, живущие в разных природных условиях, еще до европейской колонизации совмещали земледелие с охотой и собирательством. У первых земледельческое хозяйство зависело от ирригации, использования речных вод, у вторых - от дождей и ручьев. Соответственно у них были и различные формы общественного строя: у пима - большие поселения, пользующиеся единой ирригационной системой, причем поселения имели тенденцию к политическому объединению, у папаго - небольшие деревни и аморфная политическая организация. У некоторых групп папаго земледелие еще долго имело примитивный, полукочевой характер [315]. Следовательно, общественная организация папаго, живущих в других условиях, чем пима, и по-иному взаимодействующих со средой, во многом еще сохраняла черты, свойственные обществу переходного типа.
Системообразующие элементы разных хозяйственно-культурных комплексов различны: охота и собирательство, собирание урожая диких растений, земледелие. В каждом отдельном случае вся система общественных связей строится вокруг этих элементов различным образом, функционирует различно.
Известно, что и на основе присваивающего хозяйства некоторым народам, в частности индейцам Калифорнии, удалось достичь сравнительно высокого уровня общественного и культурного развития. Как уже говорилось, накопление больших запасов желудей и образование прибавочного продукта стало одним из условий долговременной оседлости калифорнийских индейцев, высокой плотности населения, сложения крупных общин и имущественного и социального расслоения. У индейцев Северо-Западной Америки, калуза Южной Флориды, алеутов, ительменов, береговых чукчей и коряков, у некоторых групп эскимосов, у нивхов и айнов имущественное и социальное расслоение зашло так далеко, что есть основание говорить о разложении первобытнообщинных отношений и о начале процесса классообразования, а это позволяет ставить такие народы в один ряд с представителями ранних форм производящего хозяйства. Близость этих народов объясняется особым направлением хозяйственной деятельности: почти все они преимущественно оседлые рыболовы и охотники на морского зверя. Но главное состоит в том, что их хозяйственная деятельность протекает в особо благоприятных экологических условиях. То, что лишь некоторые народы, в хозяйстве которых рыболовство и охота на морского зверя играют значительную роль, достигли уровня имущественного и социального расслоения, не характерного в целом для представителей присваивающей экономики, связано именно с такими исключительными условиями. Большую роль при этом играет периодический избыток продуктов рыболовства, охоты или собирательства и умение запасать их впрок. Этим же обусловлена и прочная оседлость населения. В прошлом периодически оседлыми охотниками были европейцы эпохи позднего палеолита, в настоящее время - айны о-ва Хоккайдо. Для многих групп этого оседлого народа характерна присваивающая экономика смешанного типа - рыболовство и охота, но не на морского, а на лесного зверя (медведей, оленей). Лососи, основа питания айнов, нивхов, индейцев Северо-Западной Америки, периодически в огромных количествах поднимались в устья рек, и эту периодичность можно сравнить разве только с периодичностью сбора урожая продуктов земледелия у народов-земледельцев. Техника рыболовства у названных выше народов достигла большого совершенства, что ставит их рыболовство на неизмеримо более высокую ступень, чем, например, примитивное рыболовство австралийцев. Индейцы запасали на зиму до тысячи лососей на семью, нивхи, согласно Е. А. Крейновичу, - до 3840, причем на каждого человека в семье приходилось более 400 рыб, да на корм собакам оставалось около 2 тыс. [103, т. 1, с. 159; 84, с. 465]. Примитивные рыболовы - типичные представители присваивающего хозяйства - не делают подобных запасов.
Продуктивное рыболовство и охота на морского зверя, оседлость, высокоразвитая рыболовная техника, избыток прибавочного продукта - вот что обусловило имущественное и социальное расслоение у индейцев северо-запада Америки, появление у них ранних форм рабовладения, оживленного обмена. У индейцев существовали зачатки земледелия (разведение табака) и животноводства (разведение собак на шерсть). Часть орудий труда делалась из меди. Все это также отличает их от типичных представителей присваивающей экономики и приближает к народам, перешедшим к производящему хозяйству.
Общества оседлых рыболовов и охотников на морского зверя - это социально-экономические структуры особого типа, их нельзя смешивать с типичными охотниками и собирателями, полуоседлыми или бродячими рыболовами, такими, например, как некоторые группы эскимосов или австралийцев. Общества оседлых рыболовов тесно примыкают к народам с производящей экономикой и типологически мало чем отличаются от оседлых земледельцев. В обычных, не исключительных условиях, в которых живет и жило в прошлом большинство представителей присваивающего хозяйства, имущественное и социальное расслоение, характерное для индейцев Северо-Западной Америки, просто невозможно.
Впрочем, в древности этот тип присваивающей экономики был распространен, вероятно, значительно шире, чем теперь. Об этом свидетельствуют, например, археологические культуры северного неолита -культуры оседлых рыболовов и зверобоев Севера. На основе прибавочного продукта, который создавался здесь в значительном количестве, развивался процесс социальной дифференциации - вспомним хотя бы такой памятник, как Оленеостровский могильник.
Итак, можно, видимо, говорить о двух путях развития присваивающего хозяйства. Первый путь - это генеральная линия развития, он более перспективен, так как ведет в конечном счете к становлению производящей экономики и на ее базе - новых общественных форм. Второй путь является своего рода тупиком (конечно, в каждом конкретном случае это лишь ведущая тенденция), он как бы исчерпывает заложенные в нем возможности.
Исследования археологов в разных частях света дают возможность проследить развитие отдельных обществ по первому пути - по пути постепенного перехода от охоты и собирательства к земледелию и продуктивному животноводству. Как и этнография, археология показывает, что переход этот был подготовлен еще на стадии присваивающей экономики.
К наиболее впечатляющим исследованиям относятся раскопки Р. Макнейша в Южной Мексике, в долине Техуакана. Здесь в ряде пещер обнаружены многочисленные культурные слои (древнейшие относятся к ХII тысячелетию до н. э.), свидетельствующие о непрерывном развитии центральноамериканской цивилизации, которая зародилась в среде полукочевых охотников и собирателей и достигла расцвета в I тысячелетии до н. э. - I тысячелетии н. э., став цивилизацией оседлой, земледельческой, городской. Своим расцветом она была обязана земледелию, которое, как свидетельствуют раскопки, возникло в этом районе в VII - VI тысячелетиях до н. э. на базе высокоразвитого специализированного собирательства. Собиратели и охотники долины Техуакана кочевали в пределах сравнительно ограниченной территории. На большинстве стоянок они обитали лишь в течение одного сезона. Поскольку площадь стоянок менее 30 кв. м и на каждой по два очага, Макнейш делает вывод, что на стоянке жило одновременно не более двух-трех семей. Некоторые стоянки населяли группы, состоявшие из трех-восьми семей. Во время сухого сезона люди отправлялись в ту часть общинной территории, где было наибольшее количество пищи. В остальное время они жили оседло.
С появлением зачатков земледелия положение изменилось. Обработка участков привязывала людей к определенному месту. Последние сезонные стойбища в пещерах относятся к VII тысячелетию до н. э. Их обитатели были еще охотниками и собирателями. В VII - V тысячелетиях до н. э. появляются признаки культивации растений. Люди постепенно, в ходе длительной эволюции, переселяются из пещер в открытые, наземные, оседлые земледельческие поселения. Но и в IV тысячелетии до н. э. собирательство и охота играли преобладающую роль в их хозяйстве. Вся эпоха становления производящей экономики длилась в Мезоамерике три-четыре тысячелетия - с VII до конца III до н. э. [409; 410; 408; 54, с. 48 - 50].
Если в Старом Свете с самого возникновения производящего хозяйства важной отраслью хозяйства было скотоводство, а набор культурных растений был сравнительно невелик, в Новом Свете, напротив, скотоводство играло ничтожную роль, зато набор культивируемых растений был неизмеримо разнообразнее, и последнее имело большое значение для развития центральноамериканской цивилизации. Открытия археологов показывают, что высокая цивилизация Центральной Америки обязана своим существованием не мифическим жителям Атлантиды или пришельцам из космоса, а медленному, постепенному, непрерывному развитию из первобытного состояния, обусловленному земледелием.
Археологические раскопки на побережье Перу показали, что в III - II тысячелетиях до н. э. в хозяйстве местного населения рыболовство, морская охота и собирательство сочетались с земледелием (главным образом возделыванием маиса). И здесь производящая экономика постепенно развивалась на основе присваивающей [18; 97, с. 130 - 133].
В. М. Массон в ходе археологических исследований обнаружил, что на территории Средней Азии в древности существовали народы-земледельцы, у которых предшествующие земледелию формы хозяйства, особенно охота, еще играли значительную роль. Раскопки в Джейтуне выявили оседлую общину, состоявшую из отдельных простых семей, в которой архаические формы земледелия и скотоводства сочетались с охотой [97]. Аналогичный тип раннеземледельческой общины открыт в Иерихоне (IX - VIII тысячелетия до н. э.), в Эриду (Шумер, V тысячелетие до н. э.) и в других местах Передней Азии. На основе комплексной экономики охотников, собирателей и земледельцев сложилась оседлоземледельческая культура Чатал-Гуюка (VII - VI тысячелетия до н. э.). Раскопки позволили проследить зарождение производящего хозяйства -скотоводства и земледелия - в Шанидаре и некоторых других местах этого региона в Х - VIII тысячелетиях до н. э. Мезолитические натуфийцы Палестины и Иордании (X - IX тысячелетия до н. э.), которые были оседлыми рыболовами и охотниками, с помощью кремневых жатвенных ножей регулярно собирали урожай дикорастущих злаковых - эммера и ячменя, - а возможно, и сами делали посевы. Натуфийцы стояли как бы на пороге производящей экономики. Эпоха господства полуземледельческого, полупастушеского хозяйства, когда охота и собирательство еще играли весьма заметную роль, длилась в странах Передней Азии три-четыре тысячелетия [97, с. 112 - 120].
Демографические сдвиги, изменения образа жизни, мобильности населения, величины общин, характера поселений - внешние проявления тех глубоких внутренних перемен, которые начинаются в сфере экономики и затем охватывают всю систему социальных отношений. Археология Мезоамерики и Передней Азии - древнейших очагов земледелия - свидетельствует об этом. Следы деятельности охотников-собирателей обнаружены здесь в нижних горизонтах многослойных пещерных памятников, вплоть до ХII - Х тысячелетий до н. э.
Группы палеолитических охотников-собирателей Передней Азии насчитывали 15-20 человек, а плотность населения составляла менее 0,1 человека на 1 кв. км. На ранней стадии земледелия еще сохранялись пещерные жилища, но наряду с ними, как и в Мезоамерике, появились открытые постоянные поселения, которые состояли из глинобитных жилищ. В таких поселениях жило около 50 - 100 человек. Выросла и плотность населения. Зачатки пастушества принуждали эти группы после сбора урожая переселяться на временные стоянки, которые находились в стороне от основных поселений. Нередко такими временными стоянками были пещеры, которые в прошлом служили жилищами охотникам [125, с. 34].
Раскопки Ч. Гормана в Пещере Духов, на севере Таиланда, позволили проследить постепенный переход людей от охоты и собирательства к раннему земледелию в Х - VI тысячелетиях до н. э. В нижнем культурном слое найдены остатки сливы, бобов, гороха, бетеля и других растений с признаками их культивирования. Этот слой, возраст которого, по радиокарбону, - 9180±860 лет до н. э., содержал также каменные орудия мезолитического, хоабиньского типа. В более поздних слоях обнаружены семена других полезных растений [294]. Таким образом, предположение о том, что развитие производящего хозяйства в Индокитае должно быть отнесено к сравнительно позднему времени [44, с. 10], не подтверждается. Оно зародилось здесь не позднее, чем в Передней Азии и Мезоамерике. Обращает на себя внимание совпадение во времени начальных этапов производящей экономики в трех таких удаленных друг от друга областях земного шара.
Археологические культуры с хозяйством смешанного типа, в котором производящие формы еще не играли ведущей роли, а интенсивная охота, собирательство и рыболовство сочетались с зачатками земледелия и животноводства, обнаружены и в Европе. «Земледелию в Европе, особенно в северных ее областях, предшествует... длительная кумулятивная стадия замедленного вызревания и вырастания культуры из глубоких недр тысячелетнего быта охотников приледниковой зоны» [125, с. 96]. Переход к преобладанию производящей экономики занял в Европе в целом около 3 тыс. лет.
Раскопки неолитического земледельческого поселения Кельн-Линденталь на берегу Рейна, близ Кельна, показывают, что его обитатели первоначально приходили на поля лишь для рыхления земли, посева, сбора урожая зерновых. Возле полей возводились только амбары для хранения зерна, а поселения находились где-то в стороне. Позднее рядом с амбарами появились временные хижины-полуземлянки, а затем сюда переселилась и вся община численностью 150 - 200 человек [125, с. 98 - 99]. Видимо, ранние земледельцы Европы нелегко расставались с давно освоенными охотничьими, собирательскими и рыболовными угодьями. Как и во многих частях света, земледелие сначала имело, вероятно, вспомогательный характер, но со временем оно преобразовало весь их образ жизни, и в частности общественную структуру.
Примерно то же самое наблюдалось в Мезоамерике, там, где господствовало подсечное земледелие - мильпа. Индейцы вынуждены были осваивать землю иногда в 70 - 80 км от своего постоянною поселения. По мере удаления участков они приносили домой все меньшую часть урожая. Наконец, земледельцы и сами переселялись на новые места, ближе к своим участкам. При системе мильпа для существования одной семьи требовалась обширная территория от 100 до 1000 акров [238, с. 307 - 326]. Эта экстенсивная форма земледелия типологически близка еще к таким присваивающим формам хозяйства, как охота и собирательство.
Дунайские племена Центральной Европы выбирали для своих поселений плодородные, легкие для обработки лессовые почвы. Но плодородие полей со временем истощалось, их забрасывали и возделывали новые. Когда вокруг поселений вся земля была использована, люди уходили на новые места и основывали новые поселения [44, с. 19]. Видимо, это типично для раннего полукочевого земледелия, в социально-экономическом отношении еще во многом близкого к предшествующей стадии, основанной на хозяйстве присваивающего типа.
Начальной формой земледелия в Скандинавии было швенде - кочующее из года в год поле среди леса, на территории общины.
На ранних этапах трипольских археологических комплексов Юго-Восточной Европы земледелие и скотоводство сочетались с охотой, которая, как в Передней и Средней Азии или Мезоамерике, играла еще значительную роль [25].
Предпосылками производящей экономики являются не только материально-производственная и социальная сферы, но и гносеологическая. Эта обширная область познания первобытным человеком окружающего мира, земли и космоса, система его представлений о мире, организуя общественный опыт, внося порядок в хаос явлений, помогала обществу практически овладевать миром. Исследования А. Маршака, обобщенные в его труде «Корни цивилизации» [417], показали, что человек начал накапливать систематические знания о растительном и животном мире за десятки тысяч лет до неолитической революции, что уже 15 тыс. лет тому назад, а возможно, и раньше первобытные охотники и собиратели были знакомы с цикличностью жизни растений и животных и вели тщательные наблюдения за нею - а это было необходимой подготовкой к земледелию и животноводству. Первобытному человеку были известны зачатки письма и счета [139]. О понимании человеком некоторых закономерностей природы свидетельствуют не только археологические памятники, но и данные этнографии. Достаточно вспомнить факты, относящиеся к тасманийцам и австралийцам, которые стояли на одной из самых ранних ступеней социального и культурного развития, известных этнографии. Человек приступил к производящему хозяйству, уже вооруженный некой системой знаний об окружающем мире, и в этой системе отложились тысячелетние наблюдения, опыт и практика.
Несмотря на то что производящая экономика, возникнув, постепенно преобразует и само общество, и его культуру (это и называется неолитической революцией), категорическое противопоставление народов, ведущих присваивающее и производящее хозяйство, едва ли правильно. Представление о том, что первые ничего не вносят в сокровищницу природы и пользуются лишь ее дарами, устарело. Выше уже говорилось о том, что культивация растений - сначала стихийная, а затем и сознательная - появилась еще на стадии присваивающей экономики (то же относится к доместикации некоторых видов животных). Строго говоря, «чисто присваивающего» хозяйства не было никогда, ибо человек по самой своей социальной природе - производящее существо. Он производит орудия труда, которых нет в природе в готовом виде, и с их помощью добывает средства существования. В производстве и заключено главное отличие человеческого общества от сообществ животных. Даже тасманийцы и австралийцы не просто пользовались дарами природы, но и вполне сознательно пытались воздействовать на нее.
Человеческое общество отличается от сообществ других биологических видов присущей ему способностью к универсализации адаптивных и адаптирующих свойств, благодаря чему оно приспособилось к жизни во всех экологических средах уже на стадии присваивающей экономики, заселило почти всю планету. В этом отношении между стадией присваивающей и стадией производящей экономики тоже нет принципиальной грани - механизмы социальной адаптации и там, и здесь универсальны.
Существуют народы-земледельцы, у которых предшествующие земледелию формы хозяйства еще играют значительную роль и у которых архаические формы земледелия сочетаются с охотой, собирательством, рыболовством. Есть и такие народы, в хозяйстве которых в зависимости от времени года преобладают либо охота и собирательство, либо земледелие. Все это также свидетельствует о том, что общества, основанные на присваивающей и производящей экономике, подобны двум кругам, частично наложенным один на другой.
Истоки производящей экономики лежат в экономике присваивающего типа. Процесс становления производящей экономики зарождается в палеолите и продолжается в мезолите и неолите. Исследования археологов помогают выявить основные этапы этого процесса. Этнография дает материал для моделирования социальной структуры на разных уровнях развития общества, в различных общественно-исторических и естественно-географических условиях. Она помогает понять, что происходит при этом внутри общины. Данные этнографии и археологии позволяют осветить более полно одну из величайших революций в истории человечества, которая начинается едва заметными сдвигами в хозяйственной деятельности первобытных охотников, рыболовов и собирателей, а завершается коренным преобразованием всей общественно-экономической структуры.