Этнографическое исследование первобытной доземледельческой общины в различных естественно-географических и социально-исторических условиях показало, что она является основной социально-экономической и структурной ячейкой первобытного общества. Но самые ранние этапы истории первобытной общины теперь можно восстановить, лишь опираясь на данные археологии. Однако археология, имеющая дело с материальными памятниками далекого прошлого, в свою очередь, не может реконструировать общественную жизнь этого прошлого без помощи этнографии. Община современных охотников и собирателен - модель, с помощью которой можно осуществить эту реконструкцию. Но эту модель нельзя механически проецировать в прошлое. Ведь первобытная община исторически развивалась подобно всем остальным социальным, институтам. Этнография фиксирует ее на разных этапах развития, но даже самые архаичные из зафиксированных этнографией типов общественного развития не самые ранние. Если исходить из того, что община является ведущей формой организации первобытного коллективного производства, можно предположить, что община существовала уже и в глубокой древности. Будучи иной в организационном и структурном отношении, она занимала то же место в жизни формирующегося общества.

Община как форма организации зарождающегося производства возникла одновременно с возникновением самого человеческого общества. Она была естественно сложившимся коллективом формирующихся, а затем и сформировавшихся людей, необходимым условием их существования. Такое допущение правомерно, потому что важнейшей функцией первобытной общины как социального института была организация совместного хозяйства первобытного коллектива. Там, где есть человеческое общество, там есть и определенным образом организованный человеческий труд, коллектив тружеников, совместно добывающих средства существования, и определенная система разделения труда. Этот коллектив - община. Важнейшие экономические функции первобытного социума выполняла и выполняет прежде всего община, которая была и остается их основой, средоточием, базисом производства, что делает ее универсальной ячейкой в структуре охотничье-собирательского общества. На протяжении истории первобытного общества менялись лишь формы общины, но сама она сохраняла значение ведущего социально-экономического института.

По мере формирования общества складывалась и общинная организация. Поэтому объединения формирующихся людей, которые по своей сущности, по своим функциям приближались к общинам, известным по этнографическим источникам, можно назвать формирующимися общинами. Древнейшие из них - общины архантропов - обладали еще многими особенностями, сближавшими их с объединениями животных предков человека. С развитием общества таких особенностей становилось все меньше.

Археологические материалы - молчаливые свидетели давно ушедшей жизни, но есть среди них памятники, позволяющие составить представление о структуре и функционировании социальных общностей прошлого, об эволюции первобытной общины, о жизни ее на различных уровнях социального развития, в различных экологических условиях. Это - древние жилища и поселения [346].

Мы вынуждены ограничиться анализом материалов о тех древних жилых комплексах, которые изучены наиболее интенсивно и полно. Но и эти материалы позволяют реконструировать некоторые ведущие тенденции в развитии первобытной общины. Эти тенденции, а не конкретные формы первобытной общины имеют универсальный характер.

«Последние два десятилетия ознаменовались настоящим взрывом как в области накопления новых фактов по палеолиту, так и в области их интерпретации» [45, с. 5]. Древность человеческого рода, как теперь доказано, - 3-3,5 млн. лет. Об этом, в частности, свидетельствуют палеоантропологические и археологические находки в Африке, к числу которых относятся и остатки древнейших стоянок первобытного человека.

Древнейшие в мире следы жилищ и кратковременных стоянок охотников обнаружены в Олдувайском ущелье, на границе Танзании и Кении. Уже в самом раннем местонахождении ДК1 найдены фрагменты древнейшего в мире бесспорного жилища с кольцеобразной вымосткой из кусков лавы. Размеры скопления культурных остатков внутри сложенных по окружности каменных блоков - 4,6 х 4 м. Круг из камней, видимо, образовывал ограждение жилища, причем более высокие кучи камней, расположенные через правильные интервалы, предназначались для подпорки жердей. Внутренняя часть скопления имела пол, несколько углубленный по отношению к остальным его частям. М. Лики отмечает, что такие скопления обычны на стоянках африканских охотников, ведущих подвижный образ жизни, а камни играют роль либо ветрового заслона, либо опоры для ветвей, образующих крышу жилища [45, с. 70-72]. На стоянках найдены каменные орудия различных типов, и это наряду с остатками жилища свидетельствует о сравнительном развитии людей, оставивших этот памятник. Местонахождение перекрыто туфом, возраст которого 1,75 млн. лет.

В другом местонахождении, относящемся примерно к тому же времени, найдено резко очерченное скопление мелких каменных орудий и отходов раскалывания камня. Здесь их изготавливали и обрабатывали. Размеры скопления - 7 х 5 м. На границе его прослеживаются признаки какого-то сооружения. Как полагает М. Лики, это скопление следует рассматривать как остатки жилища на месте длительного обитания охотников олдувайского времени [385].

Позднее, в ашеле Восточной Африки, появляется пространственное расчленение труда. Большинство стоянок этого времени не были местами изготовления каменных орудий, поскольку здесь не найдено отщепов или заготовок соответствующей породы, хотя обнаружена настоящая мастерская, где в основном были незаконченные изделия и почти совсем отсутствовали готовые [340].

Если антропоиды добывали пищу на сравнительно ограниченных территориях и вместе с тем не имели постоянных стойбищ, древнейшие архантропы осваивали довольно обширные территории, в пределах которых находились долговременные стойбища, или базовые стоянки, куда они возвращались с охотничьей добычей и орудиями труда либо заготовками для их изготовления, и где концентрировалась общественная жизнь, воспитывались альтруистические качества формирующегося человека, развивался язык. Расширение границ осваиваемых отдельными группами территорий было связано с развитием охотничьего хозяйства. Архантропы охотились на таких гигантов, как слон, динотерий, гиппопотам. Охота на этих животных требовала коллективных усилий и известной организации. Коллективными были также и разделка туши, и дележ добычи. В этом трудовом процессе, выполнявшемся с помощью орудий, уже были заложены социальные начала. В процессе консолидации архантропов «играл большую роль еще один фактор, а именно наличие у группы гоминидов общего жилища... Именно отсюда берет начало генезис тех консолидационных процессов, которые определили дальнейший ход истории человечества» [126, с. 132]. Точнее, наличие жилища само является результатом развития процесса социальной консолидации, истоки которой лежат в недрах первобытного производственного коллектива.

Олдувайское местонахождение ДК1 было, вероятно, базовой стоянкой группы ранних гоминид, средоточием формирующихся социальных отношений, центром первобытного производственного коллектива, или протообщины. Такие группы архантропов, как полагают исследователи, насчитывали не более 50 индивидов, что в целом соответствует размерам общин современных охотников и собирателей. Но отношения внутри протообщины архантропов отличались от отношений внутри современных охотничьих общин. «Базовая стоянка является одной из наиболее важных, характерных черт образа жизни ранних гоминид, поскольку она представляет собой место длительного, хотя и временного обитания. Существование базовых стоянок, вероятно, может быть объяснено продлением периода несамостоятельности молодых членов коллектива и большей их зависимостью от взрослых», оно «может рассматриваться как следствие ограничения подвижности коллектива, обусловленное длительным периодом обучения» [77, с. 65]. Человеческий младенец во всем зависит от матери. Несколько первых лет его жизни взрослые члены коллектива должны заботиться о нем. Во многом это происходит потому, что младенец рождается прежде, чем полностью оформится его мозг. Мозг новорожденного шимпанзе составляет 65 % объема мозга взрослого шимпанзе, а объем мозга новорожденного младенца составляет лишь 25 % объема мозга взрослого человека. По оценкам специалистов, у Homo erectus (которому принадлежали одни из самых ранних базовых стоянок) развитие мозга новорожденного не превышало 30 % [132, с. 125]. Следствием этого была продолжительная зависимость ребенка от матери, а затем и от других взрослых. Кормящей матери трудно принимать участие в охоте наравне с мужчинами. Мужчинам в равной степени требовалась помощь женщин. В протообщине архантропов развивались отношения взаимозависимости полов, отношения трехсторонней зависимости (мужчины - женщины - дети). О подрастающих детях заботились, вероятно, все взрослые в группе, а не только родители. Простая семья, характерная для общин современных охотников и собирателей, в протообщине еще не оформилась, хотя аморфные, неустойчивые протосемейные ячейки, возможно, уже существовали. Не было и родовой организации, хотя локально-групповая экзогамия, одна из основ родовой организации, по-видимому, уже возникала. Это делало протообщину локально-экзогамной группой.

Вводя термин «протообщина», я хочу подчеркнуть, что речь идет о стадиально самой ранней форме общины, структура которой еще отличалась от структуры общин позднейших типов. Общины, известные по этнографическим материалам, сформировались, вероятно, лишь в эпоху позднего палеолита. Подобно другим социальным институтам, община прошла длительный путь становления и развития. Вместе с тем протообщина архантропов, будучи исходной формой общин позднейших типов, имела с ними немало общего, например, наличие долговременного стойбища, функционирование общины в качестве единого, связанного общими интересами и целями хозяйственного организма, территориальность, т. е. экономическая связь с определенной территорией (центром освоения которой и было долговременное стойбище). Все это свидетельствует о том, что хозяйственная деятельность архантропов приобрела организованный характер как во времени, так и в пространстве. Пространственную организацию этой деятельности можно схематически изобразить в виде неправильной большой окружности с находящейся в ней малой окружностью - главным стойбищем (вспомним олдувайское жилище ДК1). Лучеобразные линии, расходящиеся от малой окружности в разных направлениях, показывают движение охотников и собирателей по своей территории. В отдельных случаях, уже в олдувайскую эпоху, охотники могли преследовать дичь на территории соседей. Жилище сфероидной или спиралевидной формы имело ряд преимуществ для первобытного коллектива [89, с. 8-9; 53, с. 96-102]. Жилище протообщины, или малая окружность, было микрокосмом древнейших людей, охотничья территория, простирающаяся за его пределами - макрокосмом.

В ашельское время уже имелось пространственное расчленение труда: изготовление каменных орудий концентрировалось в отдельных мастерских, существовали специализированные стоянки охотников. Итак, в Африке - истоки человеческого общества и культуры (жилые комплексы, набор разнотипных каменных орудий, правильно организованный в пределах протообщины труд). К сожалению, неизвестно, выполнялись ли охотничьи и собирательские функции отдельными хозяйственными группами, входящими в состав общины, как это свойственно общинам исторически позднейших типов.

Большой интерес представляет захоронение группы архантропов на северо-востоке Эфиопии, в местонахождении, древность которого 3 млн. лет. Здесь, может быть, одновременно захоронены ребенок, подросток и примерно пять взрослых [352]. По-видимому, это небольшая родственная группа - древнейшая протообщина или, скорее, часть ее.

Приблизительно 1 млн. лет тому назад нижний плейстоцен сменился средним плейстоценом, а последний 100 тыс. лет назад - верхним плейстоценом. 1 млн. - 80 тыс. лет назад Европу населяли охотники на крупных животных, владевшие огнем, изготовлявшие каменные орудия ашельского типа. Этих европейских палеоантропов называют также пренеандертальцами. Несмотря на примитивный антропологический тип этих людей (о нем известно мало, так как палеоантропологические находки, относящиеся к этому времени, исчисляются единицами), их культура была сравнительно развитой. Об этом можно судить по стоянке в гроте Валлоне (ее возраст - 1 млн. лет), поселениям в Терра Амата и жилищам в гроте Лазаре (Ница).

Возраст поселений в Терра Амата - 420-380 тыс. лет. Это были временные стойбища бродячих охотников и собирателей, которые приходили на побережье Средиземного моря, возводили на дюне жилище, охотились на слонов, оленей и других животных, били рыбу, собирали на скалах моллюсков, обрабатывали каменные орудия и вскоре уходили, чтобы через год вернуться. Прежнюю хижину заносило песком, и на ее месте сооружалась новая. Одни стойбища периодически сменялись другими, большая их часть свидетельствует о кратковременном пребывании здесь людей в конце весны или начале лета. Хижины поддерживались столбами или кольями, следы которых обнаружены во время раскопок. Стены хижин укрепляли глыбы камня. Эти хижины, всегда овальные в плане, имели от 7 до 15 м в длину и от 4 до 6 м в ширину. Внутри хижин были очаги: наряду с очагами, открытыми на стоянках Вертешселлеш (Венгрия) и Чжоукоудянь (Китай), они относятся к древнейшим очагам в мире. Самыми древними пока считаются очаги, обнаруженные в пещерах Азых на Кавказе и Эскаль на юге Франции. Последним около 750 тыс. лет. Возможно, ненамного моложе следы использования огня, обнаруженные в Горном Алтае [110].

Остатки небольших мастерских внутри хижин Терра Амата точно указывают, где изготовлялись орудия. Пробыв несколько дней или недель в стойбище, люди уходили охотиться в другое место [476, с. 626-631]. Их регулярное возвращение в одно и то же время года, почти полное сходство ежегодно сооружавшихся хижин, остатки которых обнаружены в перекрывающих друг друга слоях, - все это говорит о том, что люди, приходившие в Терра Амата, принадлежали к одной и той же группе, или протообщине.

Материалы раскопок свидетельствуют о том, что хозяйственная жизнь группы строилась в соответствии с сезонным циклом, что группе принадлежала определенная территория, которую она экономически осваивала, переходя с одного места на другое, что освоение территории имело не беспорядочный, а ритмический характер, строго обусловленный сменой времен года. Возможно, что в Терра Амата приходила не вся община, а лишь часть ее, скорее всего группа охотников, и в таком случае можно говорить о внутриобщинном разделении труда, видимо половом. Вероятнее, однако, что небольшая группа, приходившая сюда, включала также женщин и детей. Внутри этой группы, возможно, существовали и специалисты по изготовлению и обработке каменных орудий, подтверждением чему служит локализация этой деятельности внутри жилища. Конечно, эти люди могли сочетать изготовление каменных орудий с охотой. Очаг согревал и освещал жилище.

Уровень развития людей из Терра Амата был сравнительно высоким, о чем свидетельствуют разнообразие каменных орудий, повторяемая из года в год конструкция жилищ, организованное освоение общиной обитаемого пространства и охотничье-собирательской территории. Одиннадцать расположенных одна над другой хижин - это одиннадцать ежегодных возвращений одной и той же группы, что свидетельствует об устойчивости социальной структуры и культурных традиций. Хозяйственная деятельность протообщины была сравнительно сложной: охота на крупных животных сочеталась с добыванием рыбы и моллюсков, изготовлением орудий, поддержанием огня. Протообщина из Терра Амата не была стадом, в ней уже видны черты будущего человеческого общества, будущей общины.

На заключительной стадии среднего плейстоцена, в предпоследнем (рисском) ледниковом периоде, искусственные жилища становятся более многочисленными и более удобными. Примером дальнейшего развития и совершенствования организации обитаемого пространства является одно из жилищ в гроте Лазаре. Его возраст - около 200 тыс. лет. Недалеко от входа в пещеру на каркасе из столбов лежали шкуры, образующие стены и крышу жилища: одной стороной оно опиралось о стену грота. Это сооружение было призвано предохранять людей от ветра и сырости, проникавших в пещеру в холодное время года. Четырехугольная в плане, вместительная хижина имела 11 м в длину и 3,5 м в ширину; площадь ее составляла около 35 кв. м. Внутри жилища прямо на земле горели два костра. В пределах обитаемого пространства, возле костров археологи выделяют две зоны, где обнаружено наибольшее количество находок - каменных орудий, костей и т. д. Повседневная жизнь группы была сосредоточена у очагов, они организовывали внутреннее пространство жилища и делили его обитателей на две подгруппы. Вероятно, это были две протосемейные ячейки, связанные тесным родством и совместным ведением хозяйства. Площадь хижины была достаточно вместительной, и 10-15 человек могли свободно расположиться на ночлег вокруг очагов. Жилище выглядит как помещение для отдыха, где люди, вернувшись с охоты, коротали зимние вечера.

Обитатели жилища вели полукочевой, сезонно-оседлый образ жизни. Изучение остатков фауны, найденных на полу хижины, показывает, что люди обосновались в пещере на зиму. Они пришли в ноябре и в течение нескольких месяцев приносили сюда с охоты туши горных баранов, оленей, ланей и многих других животных. Для охоты на них должен был существовать организованный охотничий коллектив. С наступлением теплых весенних дней, в начале апреля, люди покинули пещеру. Летом члены этой общины, вероятно, бродили по своим летним охотничьим угодьям. Но, покидая зимнее жилище, они положили перед входом в него череп волка, предварительно вынув из него мозг через отверстие, проделанное в теменной кости [476, с. 636-639; 405; 404; 406]. Череп, несомненно, призван был охранять жилище до возвращения его обитателей в начале зимы, Эти люди, видимо, верили, что, съев мозг зверя, они приобретали его силу.

В гроте Лазаре найдены кости пантеры и медведя. По мнению исследователей, в охоте на этих животных должно было участвовать не менее 10 мужчин. Следовательно, вся протообщина, включая женщин и детей, должна была состоять из нескольких десятков человек. Все они не могли уместиться в одной хижине. И действительно, в ходе дальнейших исследований в глубине той же пещеры были обнаружены следы других хижин.

Итак, жизнь раннепалеолитических обитателей грота Лазаре была, как и жизнь людей из Терра Амата, подчинена природному циклизму, точнее, была формой активной адаптации к нему. Покидая с наступлением теплого времени года зимние жилища, они надеялись вновь вернуться сюда с приближением холодов. Им принадлежали зимние и летние охотничьи угодья, несомненно хорошо знакомые охотникам. Их жизнь напоминает жизнь современных народов Арктики, которая в соответствии с природным циклом тоже делится на два хозяйственных сезона - оседлый и кочевой. Мастерская по изготовлению каменных орудий, откуда обитатели грота Лазаре приносили готовые изделия, находилась, вероятно, где-то в другом месте, возможно там, где добывалось сырье.

Протообщина из грота Лазаре была социально сплоченным коллективом, который успешно обеспечивал себя пищей на протяжении нескольких месяцев наиболее трудного времени года. Его жизнь основывалась на половозрастном разделении труда, что позволяло мужчинам надолго покидать пещеру в поисках охотничьей добычи и оставлять женщин с детьми. Весь образ жизни этих людей говорит о коллективизме производства и распределения. Хозяйственная деятельность обитателей грота Лазаре, как и людей из Терра Амата, была столь же правильно организованной, она сочетала различные виды труда, расчлененные в пространстве и во времени, а также по половозрастному принципу. О сравнительно высоком уровне развития этой группы палеоантропов говорят не только организация их общественной жизни и относительное совершенство жилищ, но и наличие религиозно-магических, быть может, тотемистических представлений (череп волка, охранявший вход в жилище до возвращения хозяев).

Свидетельством сравнительно сложной организации общественной жизни человека раннего палеолита является Азыхская пещера (Азербайджан) - древнейшая стоянка на территории нашей страны (ее возраст - около 1 млн. лет). Здесь была найдена челюсть пренеандертальца, древнейшая палеоантропологическая находка в СССР. В ходе дальнейших раскопок были обнаружены каменная кладка длиной 4м - вероятно, следы искусственного жилища - и пять очагов. Самый большой очаг площадью около 10 кв. м на глубину в 26 см заполнен отложениями угля и пепла. Найден тайник с четырьмя черепами пещерных медведей. Сохранились кости животных 35 видов, в том числе оленей, медведей, носорога, бизона, ряда птиц и рыб [55, с. 112; 46, с. 13-24]. Все это указывает на то, что люди жили в пещере либо непрерывно, либо периодически в течение длительного времени, что они успешно и разносторонне осваивали окружающую экологическую среду (а это немыслимо без организованного и дифференцированного разделения труда), что группа была сравнительно большой (пять очагов) и, видимо, представляла собою протообщину.

В. Мюллер-Вилле различает пять типов оседлости: «эфемерную» оседлость (несколько дней), временную (несколько недель), сезонную (несколько месяцев), полупостоянную или долговременную (несколько лет), постоянную (несколько поколений) [444, с. 141-163]. Тип оседлости людей, населявших Азыхскую пещеру, не вполне ясен. Она могла быть не сезонной, как в гроте Лазаре, а долговременной - в ту эпоху в особенно благоприятной природной обстановке это было возможно. В условиях присваивающего хозяйства, когда природные ресурсы истребляются, но не воспроизводятся, постоянной она не могла быть. По мере истребления дичи и уничтожения топлива община должна была переходить на другое место.

Ашельское жилище, которое люди населяли, вероятно, в течение нескольких сезонов, открыто в Латамне (Сирия). Его обитаемое пространство ограничивают каменные блоки; внутри обнаружены следы многообразной деятельности жившей здесь группы людей [230, с. 202-229].

Раннеашельские и среднеашельские памятники Торральба и Амброна в Испании и Вертешселлеш в Венгрии - временные стойбища, куда люди приходили разделывать охотничью добычу на протяжении сотен и тысяч лет. Здесь обнаружены бесспорные следы овладения огнем и развитого охотничьего хозяйства. Остатки крупных животных (слонов, носорогов) свидетельствуют о том, что охота на них была коллективной и требовала организации, которая могла быть свойственной только формирующемуся человеческому обществу. Возможно, что в Торральбе и Амброне для охоты объединялись две-три родственные общины и добыча распределялась между охотниками поровну.

Материалы раннепалеолитических памятников свидетельствуют не только об организованной охоте на крупных животных, о сравнительной сложности хозяйства и, следовательно, известной дифференцированности общественных отношений, но и о значительном прогрессе первобытной техники (от едва обработанных дошелльских отщепов и галечных орудий до превосходных ашельских рубил и кливеров и развитой леваллуазской техники раскалывания камня). Этот прогресс, несомненно, тоже следствие длительного и сложного процесса развития общественных отношений. Ашельские памятники говорят о внутриобщинном и межобщинном разделении труда, они включают целый спектр стоянок различного назначения - от кратковременных, где охотники останавливались на несколько дней во время сезонного передвижения по охотничьей территории, до сезонных, где вся община или ее часть обитала в течение нескольких месяцев подряд. Возможно, существовали и долговременные поселения. Одни части обитаемого пространства ашельских стоянок использовались для изготовления и обработки орудий, другие - для разделки убитых животных и приготовления пищи [218, с. 450].

Ашельские охотники из Олоргесайлие (Кения), как полагает Г. Айзек, жили группами численностью от 4 до 30 человек, не считая детей, причем самые маленькие группы, вероятно, образовывались вследствие временного дробления относительно стабильных общин численностью от 20 до 30 человек [345, с. 253- 261]. Иными словами, происходило типичное и для стадиально более поздних охотничье-собирательских общин эпизодическое расщепление относительно стабильного производственного коллектива на хозяйственные группы.

В раннем ашеле появились первые стойбища охотников на крупных животных и на Кавказе, а в позднем ашеле - охотничьи лагеря, обитаемые в течение целого сезона. В. П. Любин выделяет в раннем, а затем и среднем палеолите на Кавказе мастерские, долговременные мастерские-стоянки, разнообразные охотничьи лагеря и кратковременные стоянки охотников [92]. Независимо от того, где обитало население, в горах или на равнине, устраивался базовый лагерь, из которого уходили за сырьем для изготовления орудий либо за готовыми изделиями (мастерские), на охоту (стоянки охотников) или совершались сезонные откочевки, сопровождавшиеся устройством сезонного стойбища охотников. От сезона к сезону группы расчленялись, их численность менялась. Особенно важно то, что уже в раннем палеолите, а потом и в мустьерскую эпоху выявлены функционально различные памятники: базовые долговременные стоянки, сезонные охотничьи стойбища, мастерские и т. д. Например, памятники кударской мустьерской культуры представлены долговременной стоянкой протообщины (Джручула) и охотничьими лагерями (Кударо, Цона). Многообразие социально-экономической деятельности обнаруживается уже в ашеле Кавказа. Так, первый ашельский слой Цоны - это, возможно, остатки временного охотничьего лагеря, второй - остатки стоянки [91, с. 60]. Мустьерские материалы свидетельствуют о еще более глубокой дифференциации производственной деятельности. Пещера Кударо I - охотничий, быть может, сезонный лагерь для охоты на пещерных медведей и ловли лосося в период нереста, Цона - высокогорное убежище охотников, которым они пользовались во время эпизодической охоты на крупных промысловых животных [91, с. 66]. Это были специализированные охотничьи филиалы основной долговременной базовой стоянки протообщины, которой могло быть поселение типа нижнего слоя пещеры Джручула [91, с. 94]. За этими памятниками стоит многообразная жизнь протообщин, социально-экономических коллективов, объединенных совместным трудом, общей собственностью на охотничье-собирательские территории, расчленением труда в пространстве и во времени, половозрастным разделением труда. Последнее, как видно на примере охотничьих лагерей и мастерских, вело к специализации в ее ранней форме - «групповой и иногда, судя по сериям изощренно сработанных стереотипных орудий, индивидуальной» [91, с. 204]. «Специфический по составу инвентарь высокогорной Цонской пещеры (отборные орудия, которые охотники брали с собой)... подтверждает положение о дифференциации мужского и женского труда и специализации мужчин в области охоты уже во второй половине ашельской эпохи. Цона - свидетельство целенаправленной, согласованной и заранее спланированной деятельности части человеческого объединения, сложных взаимоотношений внутри него» [92, с. 40].

По мнению В. П. Любина, ашельцы Кавказа жили социально сплоченными коллективами - общинами, а локальные археологические культуры, свойственные уже этой эпохе, он рассматривает как совокупности общин, близких в культурно-хозяйственном отношении [92, с. 40]. Если это так, то перед нами одно из самых ранних свидетельств формирующихся этнокультурных общностей. Признаки таких общностей известны и в других областях раннепалеолитической ойкумены. Например, ашельские культуры Клектон и Хенли в Англии, Буда в Венгрии формировались, очевидно, на основе генетических, хозяйственных и культурных связей, сближавших группу протообщин.

Базовым лагерем одной из мустьерских протообщин является пещера Староселье в Крыму с мощным культурным слоем, насыщенным орудиями и отходами их изготовления [138]. Сезонным стойбищем другой мустьерской протообщины охотников была пещера Тешик-Таш в Узбекистане с пятью культурными слоями, разделенными стерильными прослойками, что, возможно, свидетельствует о цикличности хозяйственной деятельности [13].

Одно из немногих исследованных мустьерских поселений открытого типа - поселение в балке Сухая Мечетка близ Волгограда (раскопки С. Н. Замятнина), состоявшее из пяти жилищ, в центре каждого из которых находился очаг. Диаметр жилищ достигал 7 м. Они имели округлую в плане форму и напоминали позднепалеолитические жилища типа северных чумов или яранг. По расчету С. Н. Бибикова, число обитателей поселения не превышало 30-40 человек [21, с. 15]. Его населяла протообщина, включавшая отдельные хозяйственно-родственные группы или протосемьи. Изучение материалов раскопок стоянки Сухая Мечетка привело М. В. Александрову к выводу, что здесь было не одно, а два разновременных мустьерских поселения, причем первое состояло, видимо, из двух жилищ, а второе - из трех [10, с. 16-18].

Поселение мустьерского времени из нескольких хозяйственно-бытовых комплексов, как называет их Н. К. Анисюткин, обнаружено в Кетросах на Днестре [11, с. 145-146]. Тождественность стратиграфии говорит об одновременном существовании этих комплексов. На территории одного из них находилось наземное жилище, размеры которого не превышали 12 кв. м. В таком жилище едва ли могло обитать более семи или восьми человек. Внутри был очаг. Каменные орудия изготовлялись и обрабатывались за пределами жилищ. То же характерно и для второго изученного хозяйственно-бытового комплекса. Поселение, вероятно, было сезонным и служило людям лишь в холодное время года. Скорее всего здесь осенью, в период сезонных миграций бизонов, обитала протообщина охотников на этих животных (на поселении преобладают кости бизонов и мамонтов). Очевидно, протообщина расчленялась на отдельные хозяйственно-родственные группы, возможно - отдельные протосемьи, или формирующиеся семьи, которые населяли отдельные жилища и вели относительно самостоятельное хозяйство. В то же время протообщина была сплоченной, интегрированной общностью. Ведь люди охотились на таких крупных животных, как мамонты, и стадных животных, как бизоны, а это требовало объединенных усилий группы охотников, может быть, и всех взрослых мужчин протообщины. Подтверждением сплоченности протообщины служит строительство жилищ из огромных костей и бивней мамонтов, что немыслимо без взаимопомощи. Протообщине из Кетросов уже свойственны черты позднейших позднепалеолитических общин. Вместе с тем она заставляет вспомнить мустьерское поселение Трекассат во Франции, где многочисленные хижины площадью в несколько квадратных метров каждая свидетельствуют о делении протообщины на более мелкие структурные ячейки.

Примером довольно сложного мустьерского жилого комплекса может служить стоянка Молодова I на Днестре. Она состояла из зимнего жилища, двухкамерного, овального в плане, с двумя боковыми пристройками, и, возможно, также из летнего жилища. Над ограждением из крупных костей мамонта, обнаруженным в ходе раскопок зимнего жилища, вероятно, возвышался каркас из жердей, покрытый шкурами. Внутри ограждения - следы 15 кострищ, мощный культурный слой, кухонные остатки, огромное количество каменных изделий. Площадь жилища - 40 кв. м [142; 143]. Насыщенность площади жилища культурными остатками указывает на то, что это было долговременное обиталище относительно многочисленной группы людей - может быть, протообщины. Г. П. Григорьев полагает, что она состояла самое меньшее из 15-20 человек [52, с. 141]. Двухкамерность жилища позволяет думать, что она расчленялась на две хозяйственно-родственные группы или протосемьи.

В Западной Европе известны уже сотни мустьерских стоянок различного типа, принадлежавших неандертальцам, которые в среднем палеолите пришли на смену пренеандертальцам. Структура социально-экономического освоения территории была такой же, как и у их предшественников: в центре охотничьей территории протообщины находился базовый лагерь, вокруг которого располагались временные стойбища хозяйственных групп, сезонные и кратковременные стоянки охотников, мастерские, места, где разделывались туши животных. В Вюрме I (80-55 тыс. лет тому назад) люди возводили свои жилища главным образом под открытым небом, в Вюрме II (55-35 тыс. лет тому назад) они начали искать убежища в пещерах и под скальными навесами, которые лучше защищали от непогоды.

Поселение под открытым небом Трекассат (Вюрм I), упомянутое выше, состояло из двенадцати небольших хижин (следы которых обнаружены на почве), разбросанных на площади 50 га. И хотя не все они были одновременны, все же создается впечатление, что в поселении обитала протообщина, расчлененная на формирующиеся семьи. Ведь каждая хижина могла вместить только одну пару и ее потомство. В Вюрме II в пещерах и укрытиях под скалами жилища, площадь которых иногда достигала 80 кв. м, были удлиненными и имели большое сходство с общинными жилищами позднего палеолита. В Пейрарде под скальным навесом обнаружены следы хижины площадью 11,5 х 7 м, ограниченной небольшими каменными блоками; очаги располагались по ее большой оси [199, с. 215-217; 476, с. 644-655]. Переход к коллективным жилищам не означает, что изменилась социальная структура. Другими стали внешние условия, и протообщине приходилось на протяжении многих месяцев обитать в стенах одного жилища. Но это способствовало более строгой социальной регламентации, необходимой для сохранения мирных, устойчивых взаимоотношений внутри общности.

Умение действовать организованно и сплоченно, особенно во время разнообразных облав, порою весьма сложных, - вот что характеризовало охотничьи коллективы мустьерцев и их предшественников - ашельцев. Это говорит о внутренней организованности протообщины как единого целого. А наличие долговременных жилищ, сезонной, иногда долговременной оседлости, правильного, устойчивого освоения определенной среды обитания - все это свидетельствует о территориальности, экономической связи с определенной территорией - другом признаке охотничье-собирательских общин. Длительная оседлость способствовала развитию и упрочению социальных связей внутри протообщины.

Многим мустьерским охотникам Европы была свойственна сезонная оседлость. Одни группы летом преследовали по тундре стада животных и жили во временных стойбищах, другие зимой охотились в лесотундре на оленей, мамонтов, лошадей и бизонов, а летом возвращались в открытую, безлесную тундру. Образ жизни мустьерских охотников, приспособленный к миграциям животных, во многом напоминает образ жизни североамериканских охотников на оленей карибу. Большинство мустьерских, а затем и позднепалеолитических обитателей пещер Юго-Западной Франции, как и группы, обитавшие в довольно богатых животными ресурсами областях лесотундры [218, с. 467], тяготели к долговременной оседлости. Таким образом, уже в мустьерскую эпоху наблюдались различия в образе жизни людей и их хозяйственной деятельности, определяемые различными природными условиями. С этим были связаны, очевидно, и различия в социальной адаптации, в структуре и мобильности протообщины.

Около 40 тыс. лет тому назад на территории Европы и в Средиземноморье появились неоантропы, люди современного физического типа, носители позднепалеолитических культур. В позднем палеолите, видимо, в основном уже сформировалась современная, известная по стадиально наиболее ранним этнографическим материалам структура охотничье-собирательской общины, что и дает основание говорить не о протообщине, а об общине, не о протосемье, или формирующейся семье, а о семье. Жилища и поселения этой эпохи особенно интенсивно изучались в пределах СССР.

Самый распространенный тип жилищ позднего палеолита - небольшое округлое или овальное в плане сооружение с одним очагом. Остатки землянки, округлой в плане, диаметром около 6 м, обнаружены П. П. Ефименко в Костенках на Дону. Четыре подобных жилища, образующих поселение, каждое с очагом в центре, найдены в более древнем слое той же стоянки. Круглая в плане полуземлянка 5,5 х 4,5 м открыта С. Н. Замятниным в Гагарине на Дону. Две большие ямы составляют с ней единый комплекс; вероятно, это было долговременное зимнее жилище [623; 61, с. 26-77; 130].

Два аналогичных жилища, расположенные в нескольких метрах одно от другого, найдены А. Н. Рогачевым в Костенках IV. Каждое из них имело около 6 м в диаметре, в каждом был очаг [120, с. 25-37]. Такие же жилища диаметром 4-6 м, с одним очагом, обнаружены в бассейне Днепра и в других местах. Овальное в плане жилище 7-8 м в диаметре, с очагом в центре, исследовано П. И. Борисковским в Костенках II; в пристройке был похоронен в сидячем положении пожилой кроманьонец [30]. На стоянке Буреть в районе Иркутска А. П. Окладников открыл остатки позднепалеолитического поселения из трех небольших, видимо летних, овальных в плане жилищ и одного зимнего [109, с. 16-31]. Летники были сравнительно легкими наземными строениями с очагами в центре. Зимник представлял собою полуземлянку с очагом; по конструкции он близок к чукотскому валькару - землянке с тоннелем (у чукчей обычно на несколько летников приходится один зимник). Следы другого поселения найдены М. М. Герасимовым на стоянке Мальта близ Иркутска [49, с. 78-124; 48, с. 27-50; 47, с. 128-134]. В разное время здесь было выявлено 14 жилищ, круглых (диаметром от 3,5 до 6 м) и удлиненных (3 х 4 м, 6,5 х 4, 8 х 4, 7 х 6,5, 7 х 6 м). Они располагались вдоль реки на небольшом расстоянии друг от друга. Площадь этого необычного по своим размерам и количеству жилищ позднепалеолитического поселка составляла свыше 1100 кв. м. Такого большого скопления жилищ не знает ни одно другое палеолитическое поселение мира. В центре его находилось крупное (14 х 6 м), отличающееся от остальных жилище. Это либо общинный центр (длинный дом), вокруг которого сосредоточены небольшие полуземлянки, как полагает А. А. Формозов [137, с. 205-210], либо общинный зимний дом - зимник и малые жилища семейных групп - летники.

Подобное размещение в одном поселении жилищ, предназначенных для двух сезонов - зимнего и летнего, - характерно для Бурети и поселений современных народов Севера. Сезонное поселение небольшой общины охотников и рыболовов представляет собою стоянка Макарово на верхней Лене. Здесь предположительно было три или четыре легких наземных жилища, в которых обитали, как и в других позднепалеолитических поселениях, отдельные хозяйственно-бытовые ячейки единого производственного коллектива - общины. Люди вели подвижный образ жизни и приходили сюда лишь в холодное время года - осенью или в начале зимы [9, с. 105-106].

Итак, жилища этого очень распространенного типа нередко образуют долговременные или сезонные поселения целой общины. Однако отдельное жилище с одним очагом не всегда предназначалось для одной семьи. Связь очага с семьей засвидетельствована этнографией, но этнографы зафиксировали и такие случаи, когда в жилище с одним очагом располагалось несколько родственных семей (например, у нганасан). Площадь многих круглых или овальных жилищ с одним очагом это допускала.

Другой тип жилищ позднего палеолита - длинные жилища, состоявшие как бы из нескольких слившихся круглых или овальных жилищ и имевшие несколько очагов. Они, несомненно, предназначались для длительного совместного проживания в зимнее время нескольких семей одной общины. Такое жилище 12 х 4 м с тремя очагами по центральной оси исследовано П. И. Борисковским на стоянке Пушкари I в бассейне Десны. При его сооружении три небольшие, овальные в плане полуземлянки пристраивались друг к другу [31, с. 176-233]. На стоянке Юдиново I раскопано зимнее жилище (17 х 10 м), состоявшее из шести секций, в которых, как полагают исследователи, помещались отдельные семьи общины. Седьмая секция у входа была занята большим очагом. Рядом с жилищем находились три крупных очага, производственные центры, или зоны, где изготовлялись орудия, ямы для хранения запасов мясной пищи и топлива [38, с. 133]. Два длинных жилища 5,5 м шириной каждое обнаружил в нижнем горизонте Костенок IV А. Н. Рогачев. Длина одного - 34 м, другого - 23 м, расстояние между ними - 17-20 м. В одном было десять или более очагов, в другом - девять [120, с. 89-115]. Общинный характер длинных жилищ и состоящих из них поселений очевиден. Их исходным структурным элементом были жилища первого типа; об этом наглядно свидетельствует стоянка Пушкари I.

К иному типу поселений относятся жилые комплексы площадью 500-800 кв. м, исследованные П. П. Ефименко в Костенках I. Эта стоянка, согласно реконструкции П. П. Ефименко, представляет собою группу различных сооружений жилого и хозяйственного назначения, свидетельствующих «об определенной степени оседлости и сравнительно высоком уровне культуры» [59, с. 9]. Основой существования общины была массовая охота на мамонта. Линза культурного слоя обрисовывает овальный жилой комплекс около 36 м в длину и 15 м в ширину. По его периметру расположены большие ямы, три или четыре из них - хорошо утепленные жилые помещения, остальные - хозяйственные ямы-кладовые. По длине комплекса на расстоянии 2 м один от другого размещались девять очагов; кроме того, два очага находились в стороне. Непосредственно у очагов сосредоточены небольшие ямы-хранилища и рабочие места. Расположение очагов, вокруг которых концентрировалась повседневная жизнь общины, система утепленных землянок и хозяйственных помещений, большое количество разнообразных находок - все говорит о том, что это - комплекс сооружений, рассчитанный на пребывание в нем в течение всей зимы. Размещение очагов на равном расстоянии один от другого, возможно, связано с членением общины на примерно равные общественные ячейки - вероятно, семьи. Землянки, предназначенные для отдельных простых семей, обращены входами к цепи очагов в центре обитаемого пространства. Это - древняя структура поселения общины. Комплексы подобного типа, полагает П. П. Ефименко, устраивались «из ряда отдельных камер, соединенных переходами в одно большое жилище, дававшее приют многим семьям» [59, с. 205]. Правда, в Костенках I такая конструкция не обнаружена. Елисеевичи, Юдиново и многие другие поселения этой эпохи также были рассчитаны на длительное пребывание охотничьих общин, по крайней мере в наиболее суровое зимнее время [59, с. 412].

Г. П. Григорьев предлагает иную реконструкцию жилища из Костенок I, которая, впрочем, не отличается принципиально от той, которую предложил П. П. Ефименко. Г. П. Григорьев считает, что жилище со стоянки Костенки I имело меньшую площадь, чем допускал П. П. Ефименко. Очаги находились внутри жилища, но ямы, включая жилые землянки, - вне его. И в этом случае оно оставалось, по мнению Григорьева, зимним многосемейным жилищем [303, с. 344-348].

Рядом с остатками первого жилого комплекса в Костенках I обнаружены следы нескольких аналогичных комплексов. Все они стратиграфически одновременны и, быть может, представляли собою единое поселение крупной общины охотников на мамонтов. Подобные поселения в позднепалеолитическую эпоху были возможны в местностях, особенно благоприятных для охоты и собирательства. Такой местностью и был нынешний Костенковско-Боршевский район на заключительной стадии позднего палеолита. Вместе с тем специалисты высказывают обоснованные сомнения в том, что даже здесь люди могли обитать постоянно, в течение круглого года. Скорее всего поселения носили сезонный характер [43, с. 85].

В Авдееве близ Курска М. В. Воеводским и А. Н. Рогачевым раскопаны остатки такого же овального в плане наземного жилища длиной 45 м и шириной 19-20 м [119]. Оно почти тождественно жилищам из Костенок I, но крупнее. Площадь первого жилища из Костенок I, по реконструкции П. П. Ефименко, - более 600 кв. м, площадь авдеевского жилища - более 800 кв. м. Авдеевское поселение включало, вероятно, еще шесть землянок.

Четыре удлиненных наземных жилища с одним или несколькими очагами внутри обнаружены на стоянке Сунгирь. Стойбище, видимо, было временным, сезонным. Оно использовалось людьми многократно во время сезонных миграций северных оленей. Стойбище состояло из двух групп жилищ, возможно неодновременных, и принадлежало одной небольшой общине [12, с. 131; 14]. На стоянке Талицкого в пойме реки Чусовой найдены следы пяти наземных жилищ удлиненной прямоугольной формы. В каждом из них находилось по одному, по два или по три очага. Люди жили на стоянке зимой и летом по нескольку месяцев [13]. На стоянках Талицкого, Сунгирь и Бызовой нет полуземлянок и землянок, что указывает на иной, чем на Дону, тип социально-культурной адаптации, на большую подвижность населения Севера, связанную с сезонными миграциями животных.

П. И. Борисковский полагает, что древнейшим типом жилища позднего палеолита были небольшие, округлые в плане землянки и полуземлянки с одним очагом [32, с. 13]. Такая последовательность вероятна, но не абсолютна. В Костенках IV более древние длинные жилища перекрыты культурным слоем поселения из двух круглых жилищ. Округлые в плане жилища восходят к распространенному еще в раннем палеолите прототипу. Выше отмечалось, что уже тогда люди нередко вычленяли обитаемое пространство окружностью, малый мир, замкнутый внутри ее, был микрокосмом человека, ближайшим социальным и производственным окружением - протообщиной или ее частью. Округлые жилища сохранялись в позднем палеолите и тогда, когда появились жилища других типов - более обширные. Но в ряде случаев при сооружении последних округлые жилища были исходным элементом. Если округлые и некоторые удлиненные жилища имели один очаг в центре, то длинные - несколько очагов, расположенных в один ряд по длинной оси жилища.

Сооружение позднепалеолитических жилищ требовало совершенных форм организации труда, необходимо было и заботиться о поддержании огня [123, с. 75]. Это свидетельствует о том, что и в позднем палеолите община сохраняла свое значение в качестве основного социального и производственного коллектива. Рядом с жилищами нередко находят большие ямы-кладовые, в жилищах - ямы-хранилища. Широкое использование костей мамонта, этого стойкого, не поддающегося гниению материала, мощный культурный слой, как и конструкция жилищ, указывают на то, что люди обитали здесь длительное время. Продолжительное и тесное общение группы людей предполагало развитие социальных связей, дальнейшую консолидацию первобытного социума. «Поселения и жилища с самого своего возникновения являлись главными центрами производственной, домашнехозяйственной, общественной и духовной жизни» [123 с. 76].

Некоторые позднепалеолитические стоянки образовывали, как уже отмечалось, целые поселения. Зная размер жилой площади и количество жилищ, можно приблизительно определить численность обитавших здесь людей. Площадь малых жилищ, округлых или овальных в плане, редко превышала 25 кв. м. В таком жилище едва ли могло находиться более 15 человек. Спящий взрослый человек нуждается по крайней мере в 1,5-2 кв. м жилой площади; кроме того, часть площади занимает очаг. Материалы об индейцах Калифорнии свидетельствуют, что минимальная норма площади пола на человека - 1,8 кв. м; верхний предел - 9 кв. м - относительно редок [239, с. 90-91, 97, 114-115]. Наблюдения среди нганасан, живущих в суровых условиях Севера, показывают, что даже у них на одного человека приходится от 4 до 8 кв. м площади жилья [140, с. 24]. Следовательно, в поселении, состоявшем из двух малых жилищ, проживало не более 30 человек. То же относится к дому с двумя очагами, который представлял собою как бы два круглых дома под одной кровлей. В длинном доме с десятью очагами из Костенок IV, площадь которого составляла около 200 кв. м, могло проживать до 100 человек. Вычисленное таким способом приблизительное число жителей в поселениях из малых жилищ и в длинных домах в общем соответствует численности общин современных охотников и собирателей (следует учитывать, что вариабельность численности в настоящее время зависит от совокупности различных факторов - природных условий, относительного развития техники, интенсивности социальных связей внутри общины и т. п., как, вероятно, было и в палеолите). В таком случае не кажется слишком большой даже численность общины, обитавшей в двух длинных домах в Костенках IV, - всего около 170 человек. Этнографии известны такие общины. Не надо забывать и того, что многие позднепалеолитические общины жили в более благоприятных экологических условиях, чем современные охотники. Как показывают исследования, на одного человека приходилось большее количество потребляемой биомассы, а соответственно и их общины могли быть более многочисленными. Кроме того, в каждом из домов Костенок IV могло проживать меньше людей, чем мы допускаем, и несколько синхронных жилищ из раскопанных поселений не обязательно были обитаемы одновременно. Исследованиями на Чукотке выявлено, что реально обитаемые жилища составляют 1/2 - 2/3 из общего числа их остатков [85]. Следовательно, и численность общины меньше, чем можно предположить, учитывая площадь всего обитаемого пространства.

Что же представляли собою стоянки с одним малым жилищем? В каждом ли из них обитала целая община? Этнографией зафиксированы и такие малочисленные общины, живущие обычно в осложненных экологических условиях, но это исключение из правила. В ряде случаев сохраняется вероятность того, что где-то поблизости находились и такие жилища, которые не выявлены раскопками или от которых не осталось даже следов. Как известно, малые жилища обычно образовывали поселения из двух и более жилищ. В каждом таком жилище могла длительное время обитать часть общины, отделившаяся от нее в промысловых, хозяйственных целях, иными словами, хозяйственная группа.

Примером поселения, состоявшего лишь из одного малого жилища, является Гагарино. Известны и другие позднепалеолитические поселения, где существовало, очевидно, только одно сравнительно небольшое, рассчитанное на длительное использование жилище с одним очагом. В них, вероятно, жили мелкие хозяйственные группы. Современные охотники и собиратели в наиболее трудное время года долго, иногда многие месяцы, ведут самостоятельное существование хозяйственными группами, а порою и отдельными семьями, затем община вновь воссоединяется. Так могло быть и в позднем палеолите. По мере развития производительных сил и связанных с ним социальных процессов хозяйственно-бытовое обособление хозяйственных групп, а затем и отдельных семей становилось возможным и в пределах сезонного или долговременного поселения всей позднепалеолитической общины.

Можно допустить, что малые жилища служили иногда и отдельным семьям, тяготевшим к хозяйственно-бытовому обособлению. Это было обусловлено прежде всего укреплением хозяйственной самостоятельности семьи. С. Н. Бибиков приводит этнографические данные, свидетельствующие о том, что у многих народов Севера число людей в хозяйстве (соответствующем семье) составляло примерно пять-семь, а численность хозяйств в стойбище - примерно три-шесть [23, с. 10]. При реконструкции жизни людей европейского позднего палеолита, которые достигли сравнительно высокого уровня общественного и культурного развития и жили в сходных экологических условиях, привлечение этого сравнительного материала вполне оправдано. И если, например, в одноочажном палеолитическом чуме диаметром 4 м из поселения Мальта, согласно М. М. Герасимову, обитало восемь-десять человек, из них четыре-пять человек взрослых [47], то очевидно, что в чуме жили одна - две семьи.

На одной из наиболее древних позднепалеолитических стоянок, Радомышльской, в Житомирской области, на шесть-десять кучно расположенных жилищ приходились один крупный очаг, находившийся вне жилищ, одна яма-хранилище и один производственный центр [150]. «Видимо, все жилища составляли единый хозяйственно-бытовой комплекс. Напротив, на более позднем по времени Мезинском стойбище (Черниговская область), состоявшем из пяти близко расположенных жилищ, каждое из них являло собой обособленный хозяйственно-бытовой комплекс» [12, с. 130; 149; 151]. О еще большей степени социального и хозяйственного обособления внутри общины свидетельствует Добраничевская стоянка в Киевской области, относящаяся к концу позднего палеолита. Здесь было четыре четко обособленных хозяйственно-бытовых комплекса, отстоявших один от другого на значительное расстояние (более 20 м). Каждый из них имел одно жилище, один - два производственных центра, один - два крупных очага и от одной до четырех ям-хранилищ. В местах, где находились производственные центры, сохранились скопления обломков камня, кости и изделий из них. Средоточием каждого хозяйственно-бытового комплекса являлось округлое в плане жилище диаметром около 4 м; остальные объекты располагались вокруг него. И. Г. Шовкопляс полагает, что каждый хозяйственно-бытовой комплекс был местом обитания и хозяйственной деятельности отдельной малой семьи, входившей вместе с другими семьями в состав общины [148, с. 7-8; 147]. С. Н. Бибиков отмечает одинаковое количество летних (внешних) очагов и производственных центров на многих позднепалеолитических поселениях, что указывает, по его мнению, на хозяйственно-бытовую самостоятельность отдельных семей [23, с. 11-13]. Возможно, однако, что очаги и производственные центры принадлежали не только отдельным семьям, но и группам хозяйственно-обособленных родственных семей.

Иную последовательность устанавливает в Абри-Пато (Франция, Дордонь) X. Мовиус. В ориньяке, по его мнению, здесь обитали небольшие семейные группы. Их объединяли, как он полагает, брачные связи, совместные охотничьи походы и обряды. Плотность населения была низкой. Позднее, в перигоре, около 20 тыс. лет назад, возросшее население сосредоточилось в одном длинном доме, сооруженном под скальным навесом [443, с. 296-325]. Социальные связи благодаря этому стали более прочными. На многих позднепалеолитических стоянках Восточной Европы группы родственных семей, сначала обитавшие в малых жилищах с одним очагом, позднее тоже сконцентрировались в длинных домах. Следовательно, модели развития социальных связей в позднем палеолите были различными. В каждой из них нашли отражение развитие производительных сил, демографические тенденции, а также изменения природных условий (которые могли, например, заставить отдельные семьи соединиться в одном доме).

Различными были и типы позднепалеолитических поселений на территории Евразии. В одних областях были распространены долговременные поселения под открытым небом, в которых люди жили несколько лет подряд, в других преобладали сезонные поселения: зимние - под открытым небом или в пещерах, в которых люди жили несколько месяцев, и летние стойбища под открытым небом, в которых люди останавливались на несколько недель. Охота, в особенности на таких животных, как мамонт, бизон, олень, в позднем палеолите стала более специализированной. Там, где животные мигрировали в определенные сезоны, охотники, приспосабливаясь к этим миграциям, должны были менять свои сезонные стойбища. Там, где стада животных круглый год оставались на месте, поселения были долговременными [218, с. 477]. Однако со временем вокруг них постепенно сокращалась охотничья добыча, уменьшались запасы топлива, что заставляло людей периодически перемещаться в поисках новых охотничьих угодий. В самом конце позднего палеолита, в позднемадленское время, в связи с изменением экологических условий на территории Восточной Европы долговременные поселения, видимо, совсем исчезли и появились сезонные стойбища.

К поселениям позднепалеолитических общин относятся стоянки Павлов, Дольни-Вестонице и Пршедмости (Чехословакия). В Павлове (возраст стоянки, по данным радиоуглеродного анализа, - около 25 тыс. лет) обнаружен целый поселок - 13 жилищ, в каждом по два очага. В Дольни-Вестонице (возраст стоянки - 24-29 тыс. лет) найдено несколько овальных в плане полуземлянок с очагами (от одного до пяти в каждой), окруженных скоплениями костей по крайней мере сотни мамонтов, что свидетельствует об эффективности организованной коллективной охоты. Мощный культурный слой показывает, что стоянка служила людям длительное время, притом круглый год. Некоторые жилища были летними, другие зимними. Размеры одного из жилищ с пятью очагами - 15х9 м. Изолированная круглая хижина диаметром 6 м была удалена от остальных жилищ поселка на 80 м. Внутри ее находилась примитивная печь для обжига глиняных скульптурных изображений животных. Это - древнейшая керамика в Европе, а может быть, и в мире. Здесь же найдены изделия из кости - возможно, музыкальные инструменты. Видимо, хижина была жилищем и мастерской первобытного скульптора, изготовлявшего культовые предметы, который одновременно был и шаманом. В большом открытом кострище в центре поселка найдена женская фигурка - знаменитая «Венера из Вестониц». Синкретический образ палеолитического скульптора-колдуна, ведшего уединенную жизнь, напоминает известного многим архаическим культурам кузнеца - мастера и мага. Исследователь стоянки Б. Клима полагает, что каждое зимнее жилище вмещало 20-25 человек, большую семью или группу родственных семей, и что вся община насчитывала от 100 до 125 человек [366; 367]. Община из Дольни-Вестонице была единым, сплоченным экономическим организмом.

Культовый дом позднепалеолитической общины, открытый в Дольни-Вестонице, видимо, не единственный в своем роде. В Мезине, где было найдено пять хозяйственно-бытовых комплексов (в каждый из них входили жилой дом, надворные очаги, производственные места, ямы-хранилища), полнее всего изучен первый комплекс: круглый дом из костей мамонта (реконструированный И. Г. Пидопличко в виде яранги) площадью около 20 кв. м, четыре надворных очага, два производственных места, хозяйственные ямы. По мнению С. Н. Бибикова, дом какое-то время служил жилищем, а затем использовался как культовый центр общины. Музыкальные инструменты из кости наряду с многочисленными предметами искусства открыты и здесь. В поселке жило по меньшей мере семь семей, или около 50 человек. Ведущее место в хозяйстве занимала коллективная охота на крупного зверя, но многие хозяйственные и производственные функции выполняли отдельные семьи [22, с. 29-46; 20].

На некоторых позднепалеолитических стоянках Восточной Европы обнаружены кости волка. Как правило, их находят у очагов. На стоянке Пушкари I шейные позвонки волка лежали у очага в положении естественного сочленения. В Мезине у очага найден целый скелет волка, кости которого сохранили анатомический порядок. На крыше над входом в одно из мезинских жилищ был укреплен череп волка, а вокруг жилища лежали скелеты трех волков. Возможно, волк, как и у обитателей пещеры Лазаре во Франции, считался хранителем очага и жилища. Добавим, что на кровле полуземлянки «А» в Костенках I возвышался череп овцебыка, а на крыше землянки «Г» в Авдееве - череп мамонта.

На стоянке Пршедмости, площадь которой достигала почти 10 тыс. кв. м, в одном из средних культурных слоев, наиболее мощном, найдены остатки не менее тысячи мамонтов. Разнообразие каменных и костяных орудий, предназначенных для самых различных работ, а также коллективное погребение не менее 20 индивидов (лишь восемь скелетов принадлежали взрослым, а остальные - детям) говорят о том, что здесь длительное время существовало поселение целой общины. Пршедмости не является памятником одной эпохи, территория стоянки заселялась неоднократно [100, с. 139-140, 168]. Возможно, одна и та же община приходила сюда на протяжении жизни нескольких поколений.

Итак, лишь там, где в силу благоприятных экологических условий население тяготело к оседлости, возникали долговременные общинные поселения и крупные общинные жилища. Примером последних могут служить длинные жилища площадью 50 кв. м и более с несколькими очагами, вытянувшимися в ряд, и жилища площадью свыше 100 кв. м с несколькими очагами, расположенными в беспорядке (Дольни-Вестонице). Да и среди округлых или овальных в плане жилищ встречаются довольно крупные, площадью около 50 кв. м (Костенки II), служившие, вероятно, для длительного обитания значительной группы людей. «Вычислить, как долго стоянка была заселена, оказывается даже более трудным, чем попытаться определить примерное число обитавших на ней индивидов», - пишет Дж. Д. Кларк [77, с. 90]. И все же исследователи стремятся сделать это. Правда, их мнения о длительности существования позднепалеолитических поселений расходятся. По расчетам И. Г. Пидопличко, Киевокирилловское поселение существовало около 7 лет, Мезинское и Добраничевское поселения - 8 лет, гонцовское жилище - около 9 лет, межиричское жилище - около 20 лет. «Позднепалеолитическая оседлость была не абсолютной, ее длительность зависела от наличия пищевых ресурсов, в первую очередь мамонтов» [115, с. 154]. Охота на мамонтов играла в эту эпоху значительную роль и была одним из важнейших условий долговременной оседлости. Обитатели Добраничевского поселения специализировались в охоте на мамонтов. Об этом можно судить по тому, что здесь преобладают кости мамонта. Люди жили в поселении как летом, так и зимой, но в конце концов оставили его. Причиной послужило, видимо, исчезновение мамонтов и других животных. На Мезинском поселении обнаружены остатки 116 мамонтов. И у его обитателей мамонт был основным и постоянным объектом охоты. Люди жили здесь зимой, весной, осенью, а возможно, и летом. Вокруг гонцовского жилища - костные остатки приблизительно 93 мамонтов. На Межиричском поселении найдены остатки по крайней мере 95 мамонтов. По-видимому, и отсюда люди ушли вследствие истребления мамонтов и ухудшения охотничьих угодий [115, с. 45-144; 114].

В. Я. Сергин полагает, что жилища в позднем палеолите использовались в течение нескольких лет и что большинство стоянок в Восточной Европе в эту эпоху представляли собою долговременные общинные поселения, состоявшие из нескольких синхронных жилищ [127, с. 3-11]. Мезинская община, как говорилось выше, состояла из 50 человек. С. Н. Бибиков пишет, что такой коллектив, уничтоживший 116 мамонтов (247 т мяса), должен был существовать здесь не 8 лет, как полагает И. Г. Пидопличко, а 22-23 года [115, с. 149-152; 23, с. 15].

По расчетам В. М. Массона, минимальные размеры охотничьей территории мезинцев составляли 750 кв. км, а минимальная площадь охотничьей территории общины в 25 человек должна была составлять 350-400 кв. км [98, с. 31, 104].

Многие длинные жилища, как уже отмечалось, - это как бы слившиеся малые жилища, каждое площадью 20-30 кв. м. Такое слияние, по мнению П. И. Борисковского, говорит о том, что экономически и, добавим, социально «малые одноочажные хижины и длинные многоочажные жилища не представляли собой нечто противоположное друг другу» [45, с. 41]. Большие жилища свидетельствуют об общинном коллективизме, вероятно, о коллективном общинном хозяйстве. Группы небольших хижин, образовывавших целые поселения, тоже говорят о единстве, социальной интегрированности первобытной общины, но не обязательно об общем домашнем хозяйстве, как считает П. И. Борисковский [45, с. 41]. Отдельные простые семьи, составлявшие общину, или группы простых семей (хозяйственные группы) могли быть внутри социально интегрированного целого хозяйственно автономны. Так обстояло дело, видимо, в тех позднепалеолитических общинах, в которых, судя по археологическим находкам, существовали обособленные хозяйственно-бытовые комплексы (например, на Добраничевской стоянке).

Г. П. Григорьев, опираясь на анализ позднепалеалитических жилищ, делает вывод, что первичной социальной ячейкой этой эпохи была парная семья; общины состояли из 5-10 парных семей, реже из 15-20 [52, с. 154-155; 50, с. 59]. Я уже говорил о том, что данных о жилищах самих по себе для такого вывода недостаточно. Но и отрицать существование в позднем палеолите, когда завершилось формирование современного человека - неоантропа, в эпоху, с которой мы связываем расцвет палеолитической культуры, простой семьи, формирование которой происходило еще на предыдущих стадиях социогенеза, также нет оснований. В малых жилищах, вмещавших до 15 человек, обитали, как правило, группы простых семей, связанных близкими родственными отношениями и хозяйственными интересами. Иногда они образовывали сложную семью, а иногда - хозяйственные группы. Такие группы семей и были основным структурным элементом позднепалеолитических общин (подобно тому как малые жилища были структурным элементом длинных домов).

С. Н. Бибиков высказывает мнение, что простые семьи, которые в позднепалеолитических обществах Восточной Европы образовывали относительно автономные производственные группы, летом переселялись из зимних в летние жилища. От последних остались лишь открытые, внешние очаги. В летних жилищах очагов больше, чем в зимних; можно допустить, что каждая семья имела свое отдельное летнее жилище и отдельный очаг. С. Н. Бибиков напоминает, что у северных народов в зимних жилищах часто жило несколько семей, причем у некоторых народов, например у чукчей и ительменов, каждая семья имела собственный очаг, но летом семьи расселялись по отдельным чумам или ярангам [24, с. 14; 23, с. 9]. Еще С. П. Крашенинников заметил, что вблизи зимней юрты столько летних жилищ, сколько семей в поселке. Связь очага с семьей не абсолютна, но этнография рассматривает эту связь как тенденцию. По числу очагов трудно судить о количестве семей. Однако поскольку около трехкамерного жилища с тремя очагами в Пушкарях I обнаружено три внешних, открытых очага, можно предположить, что здесь обитали три семьи. Такую же корреляцию между количеством очагов и семей исследователи пытаются проследить и в Мезине. По данным И. Г. Шовкопляса, из пяти жилищ стоянки одно имело три очага, одно - два и три жилища - по одному [149]. Вблизи жилищ обнаружено 11 открытых очагов, из них 7 связаны с зимними домами бесспорно, 2 - предположительно, 2 имели вспомогательное значение. На 11 надворных очагов приходится 11 или 12 четко выраженных мест производства каменных орудий. А это может означать, что орудия и другие предметы индивидуального пользования производились, как и у современных охотников и собирателей, индивидуально, внутри семьи. «Подсчет количества семей по очагам внутри и вне домов, подсчет „производственных мест" на жилых площадках дает объективные показатели количества семей, населяющих палеолитическое поселение» [23, с. 12-13].

Но из всего сказанного не следует, что семья в позднепалеолитических обществах была замкнутой производственной группой. Как и в общинах современных охотников и собирателей, хозяйственная и социальная автономия отдельных семей была весьма условной, семьи были прочно связаны с общиной.

«У народов с тенденцией к прочной оседлости летние и зимние жилища размещаются в одном стойбище», - пишет С.Н.Бибиков [23, с. 11]. Но даже у оседлых народов (например, у части нивхов и других рыболовов и охотников Дальнего Востока) летние жилища сооружаются вдали от зимнего поселка, если этого требуют условия промысла. И все же можно согласиться с С. Н. Бибиковым, что наличие на позднепалеолитических поселениях летних жилищ (наряду с зимними), очагов и мастерских убедительно свидетельствует о круглогодичной оседлости [23, с. 17]. Но это совсем не означает, что данный тип оседлости был характерен для всего позднего палеолита Европы. Изменчивость экологических условий в разных ареалах и в разные периоды заставляла людей менять круглогодичную оседлость на другие типы оседлости.

Систематическая массовая охота на крупных животных, характерная для позднего палеолита, требовала коллективных усилий группы охотников, а нередко и других членов общины, что возможно лишь при довольно высоком уровне интеграции всего первобытного производственного коллектива. А это, в свою очередь, требовало устойчивых социальных связей внутри общины, ее стабильности, совместной жизни ее членов на протяжении значительной части года. Сравнительно большой, хорошо организованный коллектив был необходим не только для того, чтобы загнать и убить такое крупное животное, как мамонт, но и для того, чтобы разделать его тушу, перетащить, приготовить огромное количество мяса. По расчетам Р. Ли, мясо одного слона может обеспечить пищей 400 человек в течение трех дней [449, с. 345], или 200 человек в течение шести дней, а выше уже говорилось, что в некоторых позднепалеолитических общинах число членов приближалось к последней цифре. Участия всей общины требовало и строительство крупных жилищ. Уровень социальной интеграции, достигнутый в эту эпоху, был следствием развития первобытной общины в течение многих тысячелетий. Это развитие мы попытались проследить, опираясь на скудные археологические источники. Община как устойчивая социально-экономическая форма организации первобытного социума была на протяжении всего этого времени основой и условием самого его существования.

«Уже в древнем палеолите, - пишет Г. П. Григорьев, - люди обладали социальной организацией в простейшей ее форме - в форме общин» [50, с. 60]. «Такого рода общественное объединение читается по археологическим источникам наиболее определенно» [51, с. 24]. Трудно лишь согласиться с Г. П. Григорьевым, что между общиной позднего палеолита, с одной стороны, и общиной среднего и раннего палеолита - с другой, не существовало принципиальных различий [51, с. 24]. Действительно, обе формы общинной организации были вызваны к жизни потребностями и условиями производства, но структурно они были различны. Об этом различии я уже говорил выше.

Итак, некоторые позднепалеолитические общины объединяли до 200 человек. В большинстве же общин, вероятно, число членов не превышало 100 [50, с. 59]. Поэтому можно полагать, что мясная пища не потреблялась полностью. По мнению С. Н. Замятнина, первобытные охотники уничтожали больше животных, чем могли потребить [60, с. 100]. В Амвросиевке стадо зубров численностью около тысячи особей было уничтожено в ходе загонной охоты, в которой приняло участие, по расчетам И. Г. Пидопличко, около 100 охотников. Холодный климат, вечная мерзлота позволяли долго хранить какую-то часть мяса в ямах-хранилищах. Но большое количество мяса животных, добытых на охоте, так и не было использовано [115, с. 150].

Позднепалеолитические поселения на Днестре, Десне и на Дону 24-16 тыс. лет тому назад находились почти на границе сезонных стаций. Это способствовало тому, что население круглый год было обеспечено мясной пищей. Находки говорят о налаженном коллективном хозяйстве. Огромные скопления костей животных на поселениях свидетельствуют об их стационарности и интенсивности охоты. Специализированное рыболовство в эту эпоху было еще неизвестно, но собирательство существовало - на это указывают терочные плиты. Но уже в этот период на территории современной Восточной Европы возникли две большие хозяйственно-экологические зоны - зона расселения оседлых охотников на плейстоценовую мегафауну, охватывающая Русскую равнину, и зона обитания охотников горных лесов Крыма и Кавказа. В позднеледниковое время дифференциация хозяйственно-экологических зон усиливается: постепенно выделяются зона обитания оседлых охотников на мамонтов, зоны кочующих охотников на северных оленей и на бизонов. По мере приспособления отдельных групп к различным экологическим условиям складываются и различные хозяйственно-культурные типы. Так, у охотников на северного оленя, живших в мадленское время на юго-западе Русской равнины, наиболее распространенным типом поселений были сезонные охотничьи стойбища, а наиболее распространенным типом орудий - орудия многоцелевого назначения, связанные с вкладышевой техникой и характеризующие мобильность хозяйства. Такие орудия почти не встречаются в зоне расселения охотников на мамонта. На приазовских стоянках кочующих степных охотников на бизона (Мураловка и Каменная Балка II) жилища вообще не выявлены. Люди вели подвижный образ жизни, приспосабливаясь к миграциям бизонов. В то же время в зоне обитания охотников на мамонтов и в позднем плейстоцене сохранялся прежний стационарный образ жизни. Об этом, в частности, свидетельствуют жилища - по-прежнему преимущественно округлые в плане полуземлянки площадью в среднем около 20 кв. м (Мезин, Межирич, Супонево, Гонцы - нижний слой, Гагарино, Костенки IV - верхний слой и др.), хотя известны поселения и с длинными жилищами (Авдееве, Костенки I - верхний слой, Костенки IV - нижний слой). Такие поселения принадлежали относительно оседлым общинам, специализирующимся на добыче мамонтов. Этот хозяйственный тип сохранялся здесь до конца палеолита [128].

Таким образом, материалы археологии позволяют говорить о формировании уже в позднем палеолите различных типов социально-культурной адаптации к различным объективным условиям первобытного присваивающего хозяйства, а это, в свою очередь, дает основание предполагать и некоторую вариативность в типах социального развития. Культура, формы социальной организации, образ жизни древних обитателей приледниковой Европы, жителей тундры и холодных степей, вероятно, так же отличались от культуры, социальных форм, образа жизни древних охотников европейских субтропиков Средиземноморья, как отличается, например, культура современных аборигенов Калифорнии от культуры эскимосов.

Хозяйственно-экологическая зона, где жили охотники на северных оленей, простиралась в мадлене на Центральную и Западную Европу. Раскопки на позднепалеолитических стоянках Петерсфельс, Мейендорф и некоторых других показывают, что люди охотились преимущественно на оленей, в меньшей мере - на дикую лошадь и других животных и что оседлость была сезонной. Сезонными миграциями оленей обусловлено существование различных стоянок: открытые лесные, где обнаружены кости только летних оленят, и зимние пещерные стойбища, в которых встречаются черепа самцов со сброшенными рогами. Общества охотников на оленей почти полностью зависели от этих животных - их мясо было основной пищей, из шкур шили одежду, ими же покрывали чумы [78, с. 36-38; 229, с. 63].

Особой хозяйственно-экологической зоной была зона, где обитали приморские охотники на травоядных животных и собиратели моллюсков; рыба была для них дополнительным источником пищи. Типичный памятник, отражающий жизнь людей данной зоны, - Гротта Романелли (Италия, Южная Апулия), пещерная стоянка, относящаяся к заключительной стадии позднего палеолита. Это сезонное поселение - лишь одно из многих поселений обширного района. На территории, которая осваивалась одной группой людей в течение всего года, было несколько стоянок на побережье и в центральных частях района [347, с. 720-726]. Этот хозяйственный тип напоминает хозяйственный тип, сложившийся на протяжении тысячелетий в Восточной Тасмании. Аборигены этой части острова какое-то время добывали моллюсков, а затем охотились на сухопутных животных и занимались собирательством, что давало каждой общине возможность вести сбалансированное хозяйство, живя в сезонных стойбищах то у моря, то в глубине острова [72, с. 112].

Периодические передвижения тасманийцев, а также позднепалеолитических охотников и собирателей Апулии, как и перекочевки обитателей других хозяйственно-экологических зон вслед за мигрирующими животными, осуществлялись, видимо, небольшими общинами, хозяйственными группами или даже отдельными семьями [620, с. 244-253; 553, с. 187-198]. Это было связано с низкой плотностью населения, разбросанностью человеческих коллективов на обширных незаселенных пространствах.

Следствием атомизации общества могло стать такое явление, как притязание на те или иные участки общинной территории отдельных групп родственных семей, образующих хозяйственные группы, которые из года в год на протяжении нескольких месяцев осваивали одни и те же части общинной территории. Кое-где такие притязания могли выдвигать даже отдельные семьи. Поэтому европейцы, которые впервые сталкивались с отсталыми обществами (например, аборигенами Австралии), утверждали, что последним присуща семейная собственность на землю.

Высказывается предположение, что некоторые позднепалеолитические пещеры, например Альтамира, где обнаружены произведения искусства, были центрами общественной и религиозно-культовой жизни, куда люди собирались на время, тогда как остальную часть года они жили небольшими группами [607; 235, с. 609-619]. Это очень напоминает циклы концентрации и дисперсии, свойственные многим охотникам и собирателям: к периоду концентрации была приурочена интенсивная общественно-культовая жизнь общины, а к периоду дисперсии - хозяйственная деятельность.

Итак, локально-экзогамные протообщины среднего палеолита в позднем палеолите сменились общинами, структура которых в значительной мере известна по этнографическим источникам. Подобно общинам современных охотников и собирателей, они состояли из простых семей. В условиях длительной оседлости, которая препятствует атомизации общества, характерной для других групп, внутри общин и на их основе возникала родовая организация. Предпосылки последней были заложены на предшествующих стадиях социогенеза, одна из главных предпосылок - общинная экзогамия. По мнению Р. Фокса, на экзогамии исторически основана любая человеческая социальная организация [277, с. 283]. Однако как ни важна роль экзогамии, но важнейшую роль в формировании человеческого общества играет производство. Именно оно вызвало к жизни ведущую форму социальной организации формирующегося человеческого общества - протообщину, которую позднее сменила родовая община.

Охота на крупных животных, немыслимая без сплоченности, социальной интегрированности коллектива, та или иная степень оседлости, половозрастное разделение труда, расчленение труда в пространстве и во времени, территориальность, или экономическая связь с определенной территорией, общественная собственность на землю, коллективное (не обязательно уравнительное) распределение охотничьей добычи - все эти явления функционально связаны между собой и составляют определенную социально-экономическую систему. Община - центр и ось этой системы - возникла и формировалась, как и отмеченные выше явления, вместе с человеческим обществом. Из неустойчивых протосемейных ячеек в процессе социогенеза постепенно оформились простые семьи. Социальные функции человеческой семьи, обусловленные длительностью воспитания и социализации потомства и - как следствие - сравнительной устойчивостью связей между детьми и родителями, первоначально выполняла или сама протообщина, или входящие в нее хозяйственно-родственные группы.

Такими рисуются становление и развитие первобытной до-земледельческой общины по данным археологии палеолита, которой принадлежит в освещении этого процесса первостепенное место. Эпоха мезолита, а затем неолита - период истории первобытной общины, документированный уже не только археологическими источниками, но и многочисленными сравнительными этнографическими материалами, относящимися к современным охотникам и собирателям.