Многие народы еще переживают переходную от доклассового к классовому обществу эпоху. Изучение их общественного строя имеет не только теоретическое, но и политическое значение. Примером общества переходной эпохи и революционных изменений первобытнообщинных отношений может служить и океанийское общество, которое имеет для исследования то преимущество, что позволяет проследить все стадии формирования раннеклассового общества.¹

Процессы социального расслоения и классообразования в Океании изучаются давно. Однако значительная часть исследований относится к отдельным островам и архипелагам. Работ, сводящих эти материалы воедино, с целью сравнительного изучения и раскрытия общих закономерностей, очень немного. Что касается Меланезии, то здесь заслуживают упоминания лишь работы С. А. Токарева, посвященные процессам классообразования в этой части Океании.²

Можно назвать обширное сравнительное исследование Р. У. Уилльямсона о Полинезии, насыщенное фактическим материалом.³ {57/58}

Общество аборигенов Австралии – это еще типичное раннеродовое общество со всеми свойственными ему признаками: общинным землепользованием, общинно-родовой организацией, отсутствием частной собственности, классов, отношений господства и подчинения. В нем не развита племенная организация, отсутствуют племенные советы и вожди. Однако различия в общественном положении существуют и здесь и основаны они, главным образом, на различиях в отношении пола, возраста, опыта, личных способностей. В общине есть влиятельная, руководящая группа из взрослых мужчин, но все решения она принимает коллективно. Важно отметить, что австралийцы не знают ни земледелия, ни скотоводства и живут лишь охотой, рыболовством и собирательством.

Позднеродовые общества представлены в Океании папуасами Новой Гвинеи и меланезийцами. Основой их хозяйства является земледелие, местами еще довольно примитивное, «палочное», подсечно-огневое, местами – более интенсивное, с применением искусственного орошения. В этих обществах уже возникло имущественное неравенство, появились общинно-родовые и племенные вожди, рабство, складываются частнособственнические отношения. Некоторые этнические группы меланезийцев находятся на пороге классового общества, в других сформировались раннеклассовые отношения.

Самые первые признаки социального расслоения наблюдаются у байнингов – папуасоязычной этнической группы, живущей на о-ве Новая Британия.⁴ Они расселены небольшими общинами, состоящими каждая из нескольких семей. Отдельные семьи владеют участками земли, но право владения признается за семьей лишь до тех пор, пока она этот участок обрабатывает. Когда земля перестает давать урожай и семья покидает ее, она возвращается в распоряжение общины. Земля не передается по наследству, не покупается и не обменивается, т. е. здесь еще нет частной собственности на землю. Вместе с тем, у байнингов отчетливо выступает тенденция к имущественной дифференциации и появлению зажиточных и влиятельных лиц. Причем следует отметить, что имущественное вычленение таких лиц и их общественное влияние идут рука об руку как два взаимосвязанных процесса. Такие люди во время военных походов берут на себя роль руководителей, а в мирное время решают споры и улаживают разногласия между жителями деревни или целого округа. Конечно, немалое значение имеют личные качества, но влияние руководителей определяется главным образом размерами принадлежащей им земли и собранным с нее урожаем. Влиятельным может стать только такой человек, который владеет, пусть еще не на правах частного собственника, большим участком земли и семья которого располагает достаточным количеством рабочих рук для ее обработки. Более того, такой человек, пользуясь своим влиянием, может иногда заставить и не принадлежащих к его семье общинников работать на его участке. Так возникают первые формы эксплуатации внутри общины. И этот факт не должен быть скрыт от нас тем обстоятельством, что влиятельные и зажиточные люди выполняют порою полезные общественные функции – предводительствуют на войне, улаживают споры, руководят общественной жизнью, т. е. действуют в интересах всего общества.

Возвысившегося экономически и социально члена своего общества байнинги называют а лингиеска, т. е. главарь. Папуасы Новой Гвинеи {58/59} называют таких лиц «сильными» или «большими» людьми. Власть «сильных людей», как правило, не передается по наследству. Она умирает вместе с ними. В следующем поколении «сильный человек» может появиться в другой семье, другой общине.

Привносимые колонизаторами товарно-денежные отношения ускоряют превращение общинной земельной собственности в собственность отдельных семей и лиц. Происходит это при активном, заинтересованном участии «сильных людей». Если у байнингов такой человек, вопреки традициям общинной земельной собственности, захочет продать в свою пользу, например миссионерам, участок земли, остальные общинники, как правило, не осмеливаются мешать ему в этом. По мере того, как растет влияние «сильного человека», – сначала в своей общине, а затем и за ее пределами, – он все чаще берет на себя функции представителя своей общины или целой области в переговорах с соседями и европейцами, совмещая в одном лице функции военного вождя и вождя мирного времени. Так первые ростки имущественного расслоения создают благоприятную почву для возникновения института вождей – общинно-родовых и племенных.

Более развитые формы этого процесса наблюдаются у папуасов Новой Гвинеи и меланезийцев. Еще Г. Ландтман, который, рассматривая папуасов кивай как образец первобытного общества, отмечал все же наличие и там людей с большим общественным влиянием, основанным на том, что в их распоряжении находится «много огородов и жен». Таким же авторитетом пользуются выдающиеся воины, которые убили немало людей и добыли много голов, а также колдуны.⁵ Этнические группы, населяющие Новую Гвинею, различаются по уровню развития общественного строя, но почти везде мы наблюдаем внутри родовых общин образование определенной категории влиятельных людей, руководителей, вождей. Причем здесь как и у байнингов для выделения такой общественной группы оказывается достаточно того прибавочного продукта, который производится трудом оседлых земледельческих папуасских общин.

У папуасов мбовамб еще не выделились единоличные, самовластные вожди. Только на время военных походов «большие люди» избирают из своей среды одного военного руководителя. Обычно «большие люди» решают все важнейшие общинные дела коллективно как равные. И хотя здесь нет еще частной собственности на землю, потому что земля не может быть отчуждена за пределы общины, все же в распоряжении «больших людей» находится наибольшая часть обрабатываемой земли. Все это делает их самыми состоятельными людьми общины. Устраивая обряды, снабжая пищей рядовых общинников, которые потом должны все это возместить своим трудом, «большие люди» утверждают свое влияние в общине. К тому же, по мнению папуасов, физическое здоровье «больших людей» магически обеспечивает благосостояние общины. Наиболее способные и энергичные «большие люди» выдвигаются как руководители объединений нескольких общин.⁶

В группах джате, камано, усуруфа и фора для приобретения авторитета и влияния в общине, наряду с такими качествами, как агрессивность и храбрость, большое значение имеет богатство человека, позволяющее ему устраивать праздники, обряды, распределять свинину, овощи, ценности. {59/60} Каждая деревенская община имеет по меньшей мере одного военного руководителя, и вожди группы общин-соседей более или менее равны; но обычно из их среды выдвигается один выдающийся руководитель. Более того, здесь намечается уже и наследственная передача статуса вождя,⁷ хотя власть его была, как правило, ограничена.

Во всех рассмотренных этнических группах папуасов рабовладельческих отношений никто из наблюдателей не отмечал – имущественная и социальная дифференциация происходила в них на основе расслоения самой общины.

Иную картину рисует А. Гитлоу в этнических группах папуасов, населяющих область горы Хаген. По его словам здешнее общество расчленяется на пять общественных групп: вождей, свободных общинников, знахарей, слуг (serfs – крепостные) и «жрецов». Власть вождей не распространяется за пределы кона – автономной общины. Но в общине слово вождя – закон, и если он один, он единолично решает все важнейшие дела. Во многих общинах вождей несколько, и они, по-видимому, «уравновешивают» друг друга. Выдвижению вождя способствуют два основных фактора – богатство и большая семья. Чем человек богаче, тем больше жен он может купить, следовательно, тем большее количество земли сможет его семья обработать. Вдобавок вождь может унаследовать свое положение в обществе от предков по отцовской линии. Значит то, что в некоторых других папуасских обществах только намечается как тенденция, – а именно наследственность статуса вождя, – здесь уже определенно существует и, следовательно, складывается наследственная аристократия, из среды которой, в основном, и выходят вожди. Свободные общинники не принадлежат к семьям вождей, хотя обладают теми же правами на общинную землю. Каждая семья имеет участок обрабатываемой земли, но не на правах частной собственности – земля не может быть отчуждена за пределы общины. Наконец, кроме знахарей и «жрецов» – обычной категории специалистов в таких обществах, в области Хаген имеется довольно многочисленный слой «serfs» – назовем их просто слугами. Так, в племени могеи, насчитывающем 3400 чел., приблизительно 100 вождей и 250 слуг. Своей земли слуги не имеют, нет у них, как правило, и семьи. Они обязаны выполнять приказы вождя, а вождь, в свою очередь, должен кормить их, оказывать им покровительство и защиту. Происхождение этой категории людей Гитлоу связывает с войной. Представители побежденных этнических групп вынуждены искать защиты у дружественно расположенных к ним вождей. Не имея своей земли, они превращаются в безземельных работников в хозяйствах вождей, предоставивших им убежище. Постепенно они ассимилируются, и их потомки становятся такими же общинниками, как и коренные члены племени.

Другой категорией, пополняющей ряды слуг, являются люди, совершившие у себя на родине какие-либо преступления и вынужденные искать убежища на чужбине. Отношения между слугами и их хозяевами, как подчеркивает Гитлоу, основаны на добровольном соглашении. Хозяин не может продать своего работника. Последний если желает прекратить отношения с хозяином, может расстаться с ним «по взаимному согласию».⁸ Мы не знаем, трудно ли получить работнику такое согласие, ясно только одно – он не раб в полном значении этого слова – его жизнь не находится в полном распоряжении господина. Это, конечно, и не крепостной. Самое большее, мы можем говорить о «патриархальном рабстве», но своеобразном, в известной мере добровольном. {60/61}

Общественные отношения в этнической группе пурари близки к отношениям, господствующим в области Хаген. Важное положение, наряду с вождями, занимали «жрецы», профессия которых тоже была наследственной, а власть столь же велика. Впрочем, обе «должности» иногда совмещались в одном лице. В отличие от области Хаген, слуг у них не было.⁹

Много общего с Новой Гвинеей мы находим в папуасоязычной группе сиуай на о-ве Бугенвиль (Соломоновы о-ва). Но есть здесь немало и совершенно нового. Во главе общин сиуай стоят вожди – муми, руководящие всей общественной жизнью. Власть муми в значительной мере опирается на богатство в виде свиней и раковинных денег. Они владеют также – правда, еще не на правах частных собственников, – большими участками обрабатываемой земли, отчего в их руках оказывается значительная часть общинного урожая. Это позволяет им вести активную торговлю с соседними общинами и накапливать большие количества раковинных денег и свиней. Товарно-денежная экономика – какой бы примитивный характер она ни имела – является основой власти вождей у сиуай. Относительное развитие в Меланезии товарно-денежного хозяйства отличает эту область Океании от Новой Гвинеи и Полинезии.

Однако не все состоятельные люди являются вождями. Человек становится муми только в том случае, если его отец тоже был муми, а его мать – дочерью муми. Наследственный принцип власти утвердился уже и здесь. Наконец, в прежнее время будущий вождь должен был проявить себя и выдающимся воином. Вожди имели дружинников (моухе), а иногда и несколько «ног», т. е. рабов (по своему происхождению либо военнопленных, либо людей, искавших убежища, как и слуги вождей в области Хаген на Новой Гвинее). Их с полным правом можно назвать рабами, ибо на о-ве Бугенвиль они находились в полной собственности своих хозяев. Господин имел полное право не только избить, но и убить их. Так же, как в Хаген, рабы постепенно ассимилировались. Бывали у вождей и рабыни, тоже захваченные в плен.¹⁰

Более развитую форму института вождей мы находим на Тробриандских о-вах, где образовалась сложная иерархия вождей – вожди деревенских общин подчинялись верховным вождям целых островов, влияние которых простиралось далеко за пределы их общин.

Экономическим базисом власти вождей является особая система повинностей, которые несут низшие вожди, система, посредством которой в распоряжение вождей поступали из находящихся в сфере их влияния общин огромные запасы земледельческой продукции. Главы деревенских общин, группирующиеся вокруг верховных вождей, во время войны становились их союзниками, а в мирное время посылали в распоряжение верховных вождей своих общинников для выполнения тех или иных работ. Но за все это верховные вожди должны были платить, и подчинение, о котором мы только что говорили, имело довольно относительный характер.¹¹

Помимо аристократического происхождения, основой власти тробриандского вождя была «его роль как центра или фокуса экономических {61/62} отношений общины».¹² Явление это свойственно и другим меланезийским обществам. Иерархические отношения между вождями, напоминающие систему вассалитета, свойственную феодальным обществам, известны, помимо Тробриандских островов, и на некоторых других островах и архипелагах Меланезии – в том числе на о-ве Бугенвиль и о-вах Адмиралтейства.

Экономическое и политическое укрепление власти меланезийских вождей, превращение ее в наследственную власть позволяет говорить об образовании особого сословия вождей, а эксплуатация соплеменников и иноплеменников, в каких бы формах она не выступала, делает это сословие, по существу, эксплуататорским классом.

На тех островах Меланезии, где институт вождей еще не стал наследственным, где вожди еще не образовали замкнутого аристократического сословия, пост вождя был формально открыт всем, кто проявил себя прирожденным руководителем и организатором. Но реально только накопление ценностей (продуктов земледелия, свиней, раковинных денег и т. п.) являлось необходимым условием утверждения власти вождя в общине. Это сочеталось с примитивными формами эксплуатации. Женщина в меланезийском обществе – прежде всего, рабочая сила, а вождь, как правило, имел много жен, и все они работали на его огородах. Рядовые общинники, из-за принудительно введенной системы кредита и других мер, находились в долгу у вождя, что еще больше увеличивало их зависимость от него. Но на некоторых островах (напр., на Тробриандских, на о-ве Бугенвиль, на о-вах Фиджи, на Новой Каледонии) только немногие аристократические семьи поставляли вождей. Эти люди, по общему мнению, наследовали от своих предков магические свойства и способности, необходимые для благосостояния общины: они могли управлять погодой и ростом сельскохозяйственных культур, могли колдовством уничтожать врагов. А за все это общинники должны были или работать на земле вождя или нести ему натуральные повинности в виде части урожая.¹³

Вследствие того, что уже в доколониальный период производство товаров, предназначаемых для рыночного обмена, достигло в Меланезии значительного развития, мы вправе говорить о складывании в Меланезии частнособственнических отношений, но в сфере лишь движимой собственности.

Частная собственность на землю возникает в Океании лишь под влиянием капиталистических отношений, вносимых колонизаторами.

В зарубежной науке нередко высказывается мнение, что власть вождей проистекает непосредственно из выполнения ими полезных для общества функций – религиозных, административных или экономических. Вожди накапливают в своих руках огромные богатства якобы лишь для того, чтобы затем перераспределять их в интересах всего общества. Они выступают в роли банкиров, столь же необходимых в первобытном обществе, {62/63} как и в капиталистическом. Такую точку зрения высказывали Р. Турнвальд, Б. Малиновский, М. Салинс, затушевывая тем самым эксплуататорскую сущность власти первобытных вождей.

Итак, в доколониальный период и позднее в Меланезии наблюдается уже возникновение личной зависимости общинников, иногда – долговое рабство. Образуется сословие вождей. Возникают предпосылки таких свойственных феодализму институтов, как сеньория и вассалитет. В Меланезии они представлены еще в зачаточной форме. В более развитой форме мы встретим их в Полинезии. Основная масса меланезийского населения продолжает жить родовыми и соседскими общинами, причем и в последних сохраняются многочисленные пережитки родового строя. Товарно-денежные отношения значительно ускоряют процесс классообразования в Меланезии. Как справедливо пишет С. А. Токарев, «наследственность власти вождя, наличие у него в отдельных случаях личной дружины, союзно-иерархические отношения между вождями – все это признаки того, что вожди отрываются постепенно от общины, замыкаясь в особую группу зарождающейся аристократии».¹⁴

Процесс социального расслоения в Меланезии особенно далеко зашел на Новой Каледонии и о-вах Фиджи. Наследственные племенные вожди Новой Каледонии обладали почти неограниченной деспотической властью над рядовыми общинниками, которых они жестоко эксплуатировали. Особенность землевладения на Новой Каледонии состояла в том, что однажды обработанная земля, после того как ее переставали возделывать, уже не возвращалась в собственность общины или племени, но сохранялась за ее владельцем и даже могла передаваться по наследству. Поэтому вожди и знать владели захваченной ими землей по праву наследования и, терроризируя простонародье, принуждали его работать в их обширных поместьях. Еще в доколониальный период на Новой Каледонии установились своеобразные раннефеодальные отношения. Рабство не стало здесь господствующим способом производства.¹⁵

На острове Вити-Леву (о-ва Фиджи) к началу XIX в. даже сложилось так называемое королевство Мбау, во главе которого стояли верховные вожди из племени мбау, объединившие соседние племена и опиравшиеся на военную дружину. Население королевства делилось на следующие сословия: свободные общинники из господствующего племени мбау; свободные чужеродцы; закрепленные за своими землями члены покоренных общин, обязанных нести натуральные повинности; рабы-военнопленные и бесправные парии.

Рабство достигло в Меланезии довольно большого развития, причем не только кабальное: рабами были преимущественно захваченные в плен иноплеменники. Война у меланезийцев стала одним из факторов классообразования. Например, байнинги почти со всех сторон окружены враждебными племенами, говорящими на меланезийских языках. В прежние времена эти племена совершали облавы на байнингов, массами уводили их в плен и превращали в рабов. Байнингов-рабов можно было встретить повсюду в меланезийских деревнях. Здесь они возделывали огороды и выполняли другие работы для своих хозяев, в полной собственности которых они находились. Рабство стало здесь обычным и широко распространенным явлением. Однако рабы не очень ценились как рабочая сила, и их убивали по любому поводу, а нередко и съедали. {63/64}

Труд рабов не был основой производства. Для меланезийцев большее значение имели другие формы внеэкономического принуждения байнингского населения. Меланезийцы силой отбирали у байнингов таро и другие продукты земледелия. Целые семьи байнингов были поставлены в отношения личной зависимости от меланезийцев, несли в пользу последних натуральные повинности, выполняя по их требованию любую работу. Лично зависимых байнингов меланезийцы называли а татоком («данники»), а остальных – а вируа («жертвенное мясо») или а палиава («рабы»), рассматривая их, таким образом, как действительных или потенциальных рабов или как подходящую добычу для жертвоприношений и каннибальских пиров. Так на Новой Британии установилась своеобразная форма зависимости одной этнической группы от другой – тот тип отношений, который известен и во многих более развитых, раннеклассовых обществах.

Рабство и данничество существовали и на многих других островах Меланезии. Как и на Новой Британии, рабов захватывали во время вооруженных набегов на соседние племена, а затем использовали для самых тяжелых работ или убивали. Отношения рабства и данничества сложились и на островах Адмиралтейства, где, как на Новой Британии, воинственные обитатели побережья (моанус) подчинили себе население внутренних областей большого острова (узиаи). Но особенного развития рабство достигло на о-вах Фиджи. Рабы (каиси) формировались здесь, главным образом, из военнопленных и находились в полной собственности вождей. «Рабы были предметом жертвоприношений. Когда умирал вождь, рабов убивали десятками. Обычай требовал, чтобы тело вождя не касалось земли. Поэтому на дно могилы клали связанных рабов, часто живых, а сверху труп вождя и его жен», предварительно задушенных. «Когда строили дом вождя, под столбы клали живого раба, чтобы он лучше „держал" дом».¹⁶

Но и на Фиджи, несмотря на многочисленность рабов, экономическое использование рабского труда не играло большой роли. Производительные силы общества, разделение труда, его производительность – все это не достигло в Меланезии такого развития, при котором эксплуатация рабского труда могла бы принести значительный экономический эффект. Нигде в Меланезии рабы не сделались главной производительной силой, ведущей тенденцией классообразования было внутриобщинное – имущественное и социальное – расслоение.

Дальнейшие этапы классообразования представлены на островах и архипелагах Полинезии, где к началу колониального периода сложились следующие сословия: привилегированная наследственная землевладельческая знать; зависимые от нее и эксплуатируемые ею, хотя формально свободные, общинники-земледельцы и ремесленники; и, наконец, совершенно бесправные рабы, по своему происхождению в большинстве случаев военнопленные. Становление классов наряду с формированием на некоторых архипелагах примитивных государств происходило на фоне почти повсеместного распадения родовой организации, при сохранении соседской общины. В Полинезии не было, в отличие от Меланезии, товарного хозяйства и развитого обмена – здесь господствовало натуральное хозяйство. Выделение ремесла как особой отрасли экономики, которое в Меланезии только намечалось, в Полинезии завершилось. Но продукты ремесла не поступали на рынок – они делались на заказ. Как и в Меланезии, войны в Полинезии почти повсеместно сопровождались захватом пленных и превращением их в рабов, а также установлением даннических отношений. Однако рабство и здесь не стало основой производства. Главными {64/65} производителями были общинники-земледельцы и ремесленники. Уже в доколониальный период внутреннее расслоение общины привело к образованию на некоторых островах крупного феодального землевладения.

В качестве общества, в котором классообразование не достигло такого развития, как во многих других полинезийских обществах, можно назвать маори Новой Зеландии. Тем не менее, и для них характерны те же сословия: вожди, свободные общинники и рабы. Вождями (арики) были обычно перворожденные сыновья из аристократических семей. Их младшие по рождению родственники назывались рангатира – благородные. Между теми и другими существовали значительные имущественные различия. Ниже по социальной и имущественной лестнице стояли варе или тутуа – зависимые. Вместе с рангатира они входили в число свободных общинников. Еще ниже находились рабы (таурекарека) – почти исключительно военнопленные. Они принадлежали индивидуальным собственникам, их заставляли делать самую тяжелую работу, а при случае приносили в жертву богам, иногда и съедали. По мнению Р. Ферса, рабский труд имел большое значение в экономике маорийского общества. Дети рабынь и свободных отцов становились свободными. Кроме того, имелись еще слуги людей высокого ранга – пононга и ветеке. Между маорийскими племенами существовали отношения зависимости и данничества. Несмотря на сословную расчлененность маорийского общества, в нем были еще довольно сильны общинно-родовые и демократические начала. Земля принадлежала племени и без его согласия не могла быть отчуждена. Хотя существовал обычай избирать вождей из числа мужчин одной из аристократических семей, но, как правило, старшие сыновья из этих семей становились вождями автоматически. Обычно только экономически могущественный вождь мог сохранить и упрочить свое общественное положение. Наконец, вожди получали от общинников в большом количестве предметы продовольствия, которые частично использовали для общественных нужд. Вожди руководили общественными работами. Общинники работали и на вождя, если он обращался к ним за помощью. Вожди воплощали собою священную силу – мана, передаваемую из поколения в поколение.¹⁷

Характерным примером общества, вступившего задолго до колонизации на путь феодального развития, – развития системы феодального землевладения, – может служить так называемое королевство Тонга.¹⁸

Общественное расслоение С. А. Токарев объясняет распадением семейно-родовых групп на старшие и младшие ветви. По его мнению, {65/66} семейно-родственные отношения сыграли большую роль в формировании общественных классов на Тонга. Однако основу этого процесса, что подчеркивает сам С. А. Токарев, составляла, как и повсюду в Океании, узурпация общинных земель выделяющейся аристократической верхушкой. Есть сведения о том, что в прошлом на Тонга существовало рабство, но затем оно исчезло.¹⁹

Гавайские острова дают образец наиболее высокого в Океании уровня социально-экономического развития. Здесь существовало интенсивное земледелие с террасовой системой и искусственным орошением. Ирригация играла большую роль в жизни гавайцев и оказала влияние на развитие общественных отношений. Высоко было развито ремесло. Население задолго до колонизации расслоилось на следующие основные сословия: алии – вожди и знать, макааинана – свободные общинники и каува -безземельные и бесправные слуги и рабы. Аналогично Тонга, на этих островах феодализация началась задолго до их открытия европейскими мореплавателями, высшая аристократия была наследственной и вела свое происхождение от богов, она присваивала себе часть урожая своих подданных, которые сидели на ее землях, а те, в свою очередь, эксплуатировали труд безземельных каува. Сословные, иерархические отношения пронизывали всю жизнь гавайского общества. Внизу были каува и макааинана, на труде которых покоилась вся жизнь общества, трудом которых жили вожди низших и высших рангов. Как и на Тонга, ранги и прерогативы власти передавались старшим сыновьям. Политически гавайские острова были разделены на феодальные владения – моку, управляемые вождями, неограниченными властителями своих владений. Вожди высшего ранга передавали собственные обширные земли по частям вождям низшего ранга в ленное держание за службу. Огромные богатства, которые накапливались в руках высших вождей, распределялись между их приближенными и жрецами. Власть верховных вождей опиралась на боевые дружины.

Ожесточенная борьба за власть, продолжавшаяся с перерывами несколько столетий, закончилась в конце XVIII в. установлением династии одного из вождей, – Камеамеа I. Было создано государство, подобное тем государствам раннефеодального типа, которые существовали в Полинезии на островах Тонга и Таити, в Меланезии на островах Фиджи. Однако государство Камеамеа имело и свои особенности: вся земля считалась собственностью короля, власть местных вождей была в значительной степени ограничена верховной королевской властью. Большую роль в образовании централизованного государства на Гавайских островах сыграло строительство ирригационных сооружений. Образование гавайского государства произошло уже после вторжения колонизаторов и при их участии, но сама феодальная система сложилась задолго до этого и совершенно независимо от внешних влияний – так же, как и повсюду в Океании – вследствие внутренних закономерных процессов социально-экономического развития.²⁰ В целом Гавайские острова характеризуют последний этап классообразования в Океании. Таким образом мы последовательно рассмотрели процесс становления классового общества от самых начальных его форм вплоть до появления примитивных государств.

Ф. Энгельс, как известно, отмечал две формы классообразования: распадение общества на свободных и рабов и расслоение свободных на богатых и бедных – рядовых общинников и наследственную аристократию. {66/67} Для Океании, как мы видели, характерны оба эти процесса, хотя ведущей тенденцией было развитие общества по второму пути, т. е. в сторону его феодализации. Рабовладельческий строй в Океании не сложился. Даже в Полинезии, где рабы существовали на всех крупных островах, рабовладельческие отношения оставались лишь укладом.

Океанийское общество в целом, за исключением Австралии, – это общество переходной эпохи, в котором не сложился сколько-нибудь развитый рабовладельческий способ производства, да и феодальные отношения развивались лишь в отдельных частях Океании. Переход к феодализму на основе разложения первобытнообщинных отношений, минуя стадию развитого рабовладельческого способа производства – это путь, присущий не только народам Океании, но и многим другим народам. У народов Океании этот переход можно наблюдать, если можно так выразиться, в его «чистом» виде, т. е. он произошел без воздействия более развитых классовых обществ.

В одной из своих статей Ю. И. Семенов пишет: «Многочисленные данные этнографии о народах, находящихся на стадии становления классового общества ... полностью подтверждают положение о том, что рабство военнопленных является первой формой эксплуатации».²¹ Материалы по Океании не подтверждают такой вывод, ибо эксплуатация рядовых общинников возникает здесь стадиально раньше, чем эксплуатация рабов. Кроме того, наряду с рабством, возникает еще третья форма эксплуатации – эксплуатация одной этнической группы другой. Таким образом, рабство – не первая, а одна из первых форм эксплуатации. Далее, рабство военнопленных не обязательно является первой формой рабства – мы наблюдали уже, например, в Меланезии такие общества, где рабы не были по своему происхождению военнопленными или только военнопленными. Кабальное или долговое рабство, характерное для Меланезии, тоже не является рабством в полном смысле слова – закабаленный человек имел собственный участок земли; мы можем рассматривать это как особую форму эксплуатации, тоже возникающую стадиально довольно рано.
ие формы эксплуатации: 1) эксплуатация рядовых общинников, которые оказываются в различной степени зависимости от вождей – это, по-видимому, самая ранняя форма эксплуатации, возникающая одновременно с появлением «больших людей», с первыми признаками имущественного и социального расслоения внутри общины; она же остается основной формой эксплуатации на всех уровнях развития океанийского общества; 2) кабальное рабство как особая форма личной зависимости рядовых общинников; положение кабальных, или долговых рабов отличается от положения эксплуатируемых свободных общинников лишь большей степенью личной зависимости, но это не рабы в полном смысле слова; 3) эксплуатация рабов, т. е. людей, лишенных свободы и собственных средств производства и находящихся в полной собственности рабовладельцев; 4) обложение данью зависимых этнических групп; 5) эксплуатация безземельных слуг как особая форма эксплуатации иноплеменников, а в некоторых случаях и соплеменников (например, слуги вождей у маори).

Классовые отношения, формировавшиеся вплоть до проникновения капиталистических отношений на острова Океании, принимали по преимуществу раннефеодальный характер. Частное землевладение вождей превращалось здесь в иерархическое феодальное землевладение с характерным {67/68} для последнего ленным держанием земли. Общинники-земледельцы все более оказывались в личной зависимости от землевладельцев-эксплуататоров их труда. Непосредственные производители в большинстве своем были наделены средствами производства, в том числе землей, местами – прикреплены к земле. Общественная структура была сословно-иерархической, каждое сословие занимало определенное место в системе общественного производства.

Для Океании в целом характерна неравномерность общественного развития. Отдельные группы населения, даже в пределах одной этнической общности, в силу конкретно-исторических условий пошли дальше в своем развитии, чем другие. В то время, как одни общества уже вступили в эпоху классовых антагонистических отношений, другие не порвали еще полностью с родовым строем и живут в условиях первобытнообщинной формации. Но, за исключением аборигенов Австралии, и те и другие переживают переходную эпоху – историческую эпоху перехода от доклассового к классовому обществу.