Демиурги, творцы мира и человека, преобразователи первобытного хаоса, создатели культуры, учредители обычаев и социальных норм, основатели религиозных обрядов и культов – вот главные герои первобытной мифологии.

Мифологические и тотемические герои первобытной эпохи мыслятся обычно как люди, первопредки, хотя при этом нередко выглядят и ведут себя как зооморфные существа, иначе говоря несут в себе двойную антропо-зооморфную природу. В этом – специфика первобытного синкретического мышления, еще не расчленяющего в полной мере человека и стихийные силы природы. Даже в тех случаях, когда они выступают как животные или же в неясном зверино-человеческом облике, в сущности своей они люди, устроители мира и человеческого общества, и это сближает их со стадиально более поздними героями архаического эпоса.

В образах творцов и культурных героев первобытности олицетворена героическая трудовая деятельность людей эпохи, когда закладывались основы человеческой культуры. Они вобрали и отразили активное, творческое начало, заложенное в человеке. Вот почему они занимают одно из центральных мест в архаических мифологических системах. Но отразив созидательное начало, они вместе с тем отразили и разрушительное, стихийное начало, иными словами – двойственный, противоречивый характер человеческой личности, общественного сознания и самого мира.

И здесь мы должны обратиться к образам существ, доминирующих в глубинах мифологического сознания и возвышающихся над сонмом других героев архаических мифологий. В отличие от многих других мифологических героев, эти существа, как правило, антропоморфны. Назовем их высшими существами; под этим названием они уже вошли в антропологическую и этнологическую литературу.

Архаические охотники и собиратели, религии которых являются предметом нашего исследования, – представители древнейшего хозяйственного и социально-экономического типа. Вот почему высшие существа первобытных религий для нас так интересны и важны. Они показывают, что истоки идеи Бога, – фундамента мировых религий, – заложены уже в религиях первобытных охотников, что идея Бога, очевидно, прошла тот же исторический путь, который прошло само человечество. А самыми ранними, – антропологически и этнологически, – представителями этого социально-экономического типа являются аборигены Австралии.¹ Поэтому-то я уделяю им здесь, в этой главе, как и в других главах, особенно пристальное внимание.

Атрибуты и функции высших существ и других героев первобытных мифологий нередко пересекаются, границы между теми и другими порою размыты и трудно различимы, что связано с диффузностью и иными особенностями мифологического сознания. И все же анализ архаических религий позволяет выделить высшие существа как некую самостоятельную категорию, как совокупность образов, играющих в этих религиях исключительную роль.

Универсальные черты, объединяющие высшие существа архаических охотничье-собирательских культур разных континентов, широчайшее распространение этих образов свидетельствуют о глубокой их древности, о том, что они порождены некими универсальными стереотипами сознания, сформировавшимися в глубинах истории. Отметим эти универсальные признаки высших существ, а также свойственную им вариативность.

Высшие существа всемогущи, хотя это всемогущество имеет свои границы. Они – творцы земли и вселенной. О их творческой мощи говорят мифы аборигенов Австралии, пигмеев Африки, бушменов, андаманцев, семангов, айнов, индейцев Калифорнии и Огненной Земли. Высшие существа – создатели человека. Восточноавстралийское племя кулин рассказывало о том, как высшее существо Бунджил сделало первого человека из глины и затем вдохнуло в него жизнь. Этот рассказ имеет замечательное сходство с библейским мифом, – со второй, вероятно более архаической версией антропогонии книги "Бытие". Представление о высших существах как источниках жизни, творцах вселенной и самого человека выразилось в том, что архаические охотники часто называют их "отцами". Аборигены юалайи и камиларои говорят о высшем существе Байаме "Отец", "Наш отец". Словом Папанг – "отец" – называют высшее существо Дарамулуна аборигены юин. Аборигены курнаи называют высшее существо Мунган-нгауа, "Наш отец", "Отец всех нас".

Высшие существа господствуют не только над жизнью, но и над смертью. Индейцы яганы (Огненная Земля) и майду (Калифорния) называют высшие существа "убийцами". Многие высшие существа поражают людей молнией, – таков Кареи семангов, карающий людей за плохое поведение, – или насылают на них катастрофические наводнения, землетрясения, пожары, извержения вулканов.

Высшие существа всеведущи, они видят и знают все, ни один человеческий поступок не может укрыться от них. У Байаме, – высшего существа аборигенов вирадьюри, юалайи, камиларои, – много глаз и ушей, он видит не только днем, но и ночью. Одарив людей социальными и этическими нормами, высшие существа наказывают за их нарушение. Иными словами, они являются источником и высшими блюстителями морали. Их всеведение делает их олицетворениями самой человеческой совести. А все это означает, что служить источником морали и верховным хранителем ее, надзирающим за соблюдением людьми ее предписаний, свойственно не только Богу монотеистических религий, но и высшим существам первобытных религий.

Космогоническое и социально-культурное творчество – вот что прежде всего характеризует высшие существа. Однако часто им принадлежат лишь первоначальные акты созидания, лишь первый и решающий толчок, а окончательное, завершающее мироустройство осуществляют культурные герои. Или же высшее существо созидает мир в сотрудничестве с другими могущественными героями мифологии, а завершив миссию созидания, оно затем удаляется на небо. Так, Кареи – высшее существо семангов – сотворил все, за исключением земли и человека, которые были созданы его помощником Пле. Темаукель индейцев она (селькнам), не завершив дело миросозидания, призвал на помощь мифического героя по имени Кенос, чтобы тот поднял небо на должную высоту и преподал людям моральные наставления. Теперь Темаукель обитает среди звезд и, подобно Кареи, наказывает людей за нарушение социальных и этических норм. Мифы разных народов часто рассказывают о том, что мир создавался высшими существами из некоей, существовавшей как бы изначально, субстанции – например воды.

Высшие существа амбивалентны, в их образе творческая мощь и всемогущество порою парадоксально сочетаются с пассивностью, активное созидательное начало с бездеятельностью удалившегося от мира deus otiosus. Далекое от мира, не вмешивающееся в дела людей высшее существо – образ этот, как и противопоставленный ему образ активного демиурга-созидателя, явление широко распространенное, и мы встречаем эту пару дихотомических высших существ, противоположных и в то же время дополняющих друг друга, на всех континентах. Мы видим высшие существа то активно вовлеченными в процесс миросозидания, в дела людей, в культурное и социальное творчество, то уступившим активную роль другим мифологическим героям. Но удалившись на небо, высшие существа нередко продолжают и оттуда наблюдать за поведением людей, жестоко карая нарушителей моральных и социальных устоев, и этим как бы стремятся обеспечить устойчивость созданного ими физического и социального мироустройства.

М.Элиаде рассматривает трансформацию активных творцов-демиургов, их превращение в пассивные высшие существа на пути к полному их забвению и замещению земными тотемическими предками и культурными героями как эволюцию религиозного сознания.² О том, что высшие небесные существа исторически предшествовали культурным героям и тотемическим предкам, принявшим на себя дело формирования мира и создания культурных благ, до Элиаде писали Э.Лэнг, В.Шмидт, Ф.Гребнер, позднее А.Элькин. Возможно, что образ великих творцов-демиургов действительно испытал в некоторых культурах подобное превращение; несомненно, однако, что демиурги и высшие существа, наряду с тотемическими предками и культурными героями, принадлежат к одинаково древним пластам религиозного сознания. Те и другие отражают различные его стороны в его сложности и многогранности. Я предпочитаю видеть в этом явлении свойство самого архаического мифологического сознания в его внутренней противоречивости, в присущем ему единстве противоположных начал.

Высшие существа вечны. В восточноавстралийском племени вирадьюри высшее существо Байаме имело еще другое имя – Буррамбиан, которое происходит от слова буррамбин – "вечность". Яганы (ямана) Огненной Земли называли свое высшее существо Ватауинева, что значит "живущий с начала времен". Вечность высших существ, однако, не абсолютна, она относительна и детерминирована характером представлений первобытных охотников о мире, системой их мировоззрения. Например, высшее существо может жить бесконечно, если только его жизнь не оборвет вмешательство могущественного колдуна.

Местообитание высших существ – небесное пространство. Ненцы так и называют высшее существо – Нум ("небо"), аборигены племени юин (юго-восточная Австралия) – Мирирул ("небо" или "тот, кто на небе"), а индейцы она (Огненная Земля) – Темаукель ("тот, кто наверху"). Подобным образом называют высшие существа своей мифологии некоторые группы индейцев Калифорнии и бушменов Африки. Высшие существа юго-восточной Австралии – Байаме, Дарамулун и другие – живут на небе, наполненном сверкающими кристаллами горного хрусталя или кварца. Согласно другим мифам, небо для Байаме – его стойбище, освещаемое кострами-звездами и орошаемое протекающей через него рекой – Млечным Путем. Таков и Пулуга андаманцев, обитающий на небе; небо – его дом. Имена некоторых высших существ указывают на их отождествление с грозными небесными стихиями. Так, имя высшего существа семангов Кареи (Кари) происходит от слова "гроза, гром".

Высшие существа архаических религий не имеют еще сложившегося культа, но люди обращаются к ним за помощью во время голода, засухи, землетрясений. Они незримо присутствуют при обрядах инициации, который они же впервые учредили, – таковы Байаме и другие высшие существа юго-восточной Австралии или Ватауинева у яганов Огненной Земли. Звук гуделки воспринимается людьми как их голос. Высшие существа надзирают над тайными культами, – такими как культ Куксу в Калифорнии, посвященный высшему существу Куксу, где участники обряда в масках изображают духов мертвых.³

Ко времени колонизации вся юго-восточная Австралия была охвачена верой в верховное существо, творца мира и людей, создателя социальных норм и религиозных обрядов. В мифах ему принадлежала выдающаяся созидательная роль. Завершив свою творческую миссию, оно оставило землю и вознеслось на небо, чтобы оттуда наблюдать за поведением людей. Во время обрядов посвящения инициируемые впервые слышали его священное имя. Оно покровительствовало могущественным знахарям и шаманам и занимало доминирующее положение в религиозно-обрядовой системе. Люди разных племен называли его "Наш отец".⁴ По мнению А.Хауита, Байаме, Дарамулун, Бунджил, Мунган-нгауа, Нурелли, Нурундере и подобные им герои мифов юго-восточной Австралии – это одно и то же высшее существо, выступающее под разными именами, когда-то, по верованиям аборигенов, обитавшее на земле, но теперь живущее на небе в облике человека.⁵

Ранее полагали, что образ высшего существа ограничен племенами юго-восточной Австралии, но последующие исследования показали, что он, видимо, был присущ аборигенам всего континента, хотя и выступал под разными именами. Общие черты, сближающие высших существ различных племен, дают основание видеть в них как бы единого героя с множеством лиц. Это – некий вечный образ, отраженный в каждой грани многогранного полиэтнического кристалла. Возможно, он генетически восходит к образу высшего существа аборигенов эпохи первоначального заселения Австралийского континента. Тот факт, что он принадлежит к наиболее древним и самобытным верованиям аборигенов Австралии, доказывается тем, что он был известен еще до появления здесь христианских миссий.⁶ Если бы он был просто результатом миссионерской проповеди, было бы непонятно, почему мифы и обряды, связанные с образом верховного существа, незнакомы женщинам, почему он является стержнем традиционной религиозной жизни, почему вокруг него концентрируются другие сюжеты и образы мифологической системы. К этому можно добавить, что образы создателей мира, творцов-демиургов, как мы видели, хорошо известны и другим архаическим обществам. Наконец, хотя в поступках и поучениях высших существ, в наказаниях, которыми они карают людей за плохое поведение, и просматривается этическая направленность, она выражена в формах нередко парадоксальных, противоречивых, несвойственных христианству, в то же время сами поучения и запреты полностью вписываются в систему традиционных социальных норм.

В этой связи следовало бы напомнить, что само христианство, а еще ранее древнееврейский монотеизм, наряду с другими развитыми религиями, сформировались на почве архаических религий и впитали некоторые универсалии, возникшие на более ранних стадиях развития (как это показал, например, Дж.Фрэзер в книге "Фольклор в Ветхом завете").

Высшее существо аборигенов Австралии воплощает не только созидателя, творца, оно предстает порою как космическое божество грозы, поражающее людей молнией, насылающее всепоглощающий пожар или наводнение.⁷ А иногда под одним именем выступает целый коллектив – как бы воплощение самого коллективного творческого начала.

С образами Байаме и Дарамулуна мы уже познакомились в связи с посвятительными обрядами бора юго-восточной Австралии. Но Байаме – не только патрон инициаций, он творец, создавший и самого себя, яркий представитель созидающего, активного начала, антагонист Дарамулуна (не всегда оба они представлены в мифологии одного и того же племени). Имя Байаме на языке племени камиларои означает "творец" (от слова биаи – делать, создавать, творить).⁸ Он создатель мира. Аборигены рассказывают, что Байаме создал землю и все живое, даровал людям предметы материальной культуры, научил их законам и нормам общественного поведения, ввел обряды посвящения. Байаме – источник могущества знахарей и колдунов.⁹ Завершив свой путь на земле, он поднялся на небо, но когда-нибудь вернется снова. Одно из самых ранних сообщений о Байаме как вечном высшем существе, как творце, относится еще к 1839 году, когда только начиналось освоение европейцами этих мест.¹⁰

Дарамулун когда-то тоже жил на земле, тогда еще пустынной и безжизненной, со своей матерью. Теперь Дарамулун живет на небе и наблюдает за тем, как ведут себя люди. Мифы о Дарамулуне включают эпизод потопа, широко распространенный у многих народов. В предыдущей главе мы познакомились с той частью мифов о Дарамулуне, где он предстает грозным разрушительным существом, духом-пожирателем, противником Байаме. Согласно мифам других этнических групп, Дарамулун создал первого человека, дал ему законы, ввел обряды инициации. Он научил людей всему, подобно Байаме. Это он сделал гуделку, в завывании которой звучит его голос. Души умерших уходят к Дарамулуну. В мифах он иногда изображается с ногой птицы эму. Этот признак отмечает его как демона смерти, он присущ и некоторым другим мифическим существам Австралии, ведь нога птицы отдаленно напоминает мертвую человеческую ногу. Известен этот признак и далеко за пределами Австралии – такова, например, баба-яга русских сказок, пожирательница детей, этим тоже напоминающая Дарамулуна. В роли патрона инициаций он близок зловещим персонажам европейских, в частности русских, сказок.¹¹ Широкое распространение образа патрона инициаций, пожирателя детей и подростков, демона смерти в мифологии и архаическом фольклоре многих народов свидетельствует о том, что мы имеем дело с одним из древнейших архетипов коллективного сознания.

На примере австралийских Байаме и Дарамулуна мы видим, что антагонистом созидателя-демиурга может выступать не только пассивное, индифферентное, далекое от мира высшее существо, но также деятельное, разрушительное. Оба они активны, но активность одного заряжена положительно, активность другого – отрицательно. Еще чаще они совмещают в себе противоположные начала, олицетворяя созидающее разрушение – одну из центральных тем архаического сознания.

Бунджил, высшее существо другой группы племен юго-восточной Австралии, предстает в мифах старцем, имеющим двух жен и сына-радугу. Он – творец, который "сделал все вещи" и самого человека.¹² Он разделил людей на две фратрии, научил их закону экзогамии и многому другому. Завершив свои земные деяния, он поднялся на небо, где теперь и находится, и его можно видеть ночью в виде одной из звезд. Аборигены обычно называли его Мами-нгата, "Наш отец". Само слово Бунджил означает "Клинохвостый орел", и так называется одна из фратрий, основанная им. В его образе просвечивают черты тотемного фратриального предка. Выступает он и в роли патрона инициаций, но эта функция связана главным образом с верховным существом племени курнаи, которого здесь называли Мунган-нгауа, что означает "Отец всех нас".

На противоположном конце Австралийского континента, в Кимберли, известно мифическое существо Бундулмири или Бунджил-мири, хозяин обители мертвых.¹³ Его связь с миром мертвых сближает его с Дарамулуном, а имя – с Бунджилом, двумя высшими существами юго-восточной Австралии. Имеются и другие языковые и культурные параллели, указывающие на древние этнокультурные связи между этими отдаленными частями материка. Эти параллели восходят, вероятно, к эпохе первоначального заселения континента.¹⁴ К этой эпохе, очевидно, относится и образ Бунджила, и это еще раз подтверждает глубокую древность и самобытность образов высших существ Австралии.

У нариньери, живших по нижнему течению Муррея (юго-восточная Австралия), существовал миф о высшем существе Нурундере (Нгурундери). Во Время сновидений он спустился в лодке из коры вниз по Муррею, создавая различные приметы местности и придавая земле ее нынешний облик, а затем, преследуя своих жен, поднялся на небо, повелев людям после смерти следовать за ним. Он дал людям оружие для охоты и войны, учредил обычаи и священные обряды. По словам Дж.Тэплина, на вопрос, почему они соблюдают тот или иной обычай, аборигены отвечали: "Нурундере установил его". Демиург Нурелли, как верили аборигены племени виимбайо, создал землю, деревья, животных, дал аборигенам законы и, сделав все это, тоже удалился на небо и стал там одним из созвездий. ¹⁵

Странствия по земле и по рекам, создание ландшафта и изменение облика земли (очевидно, уже существовавшей до них), создание животных и растений, введение многих аспектов культуры – обычное занятие великих героев и демиургов Времени сновидений. Они играют более важную роль и занимают в племенной мифологии более заметное место, чем тотемические предки, связанные с отдельными тотемическими общностями (локальными наследственными группами, тотемическими группами, фратриями – см. следующую главу). Байаме, Дарамулун, Бунджил, Мунган-нгауа, Нурундере, Нурелли – все они, завершив свой путь по земле, ушли на небо. Многих из них, как мы знаем, аборигены называли "отцами" и представляли себе в человеческом облике. В их честь устраивались особые обряды, им посвящались обряды инициации, некогда учрежденные ими, и аборигены говорили, что великие герои и высшие существа-демиурги сами присутствуют при этом.¹⁶

Мифы, относящиеся к высшим существам юго-восточной Австралии, – во всяком случае, "подлинные", эзотерические мифы (см. выше), – были известны только мужчинам, прошедшим все обряды инициации. Только во время заключительной и самой секретной стадии посвящения неофит-курнаи узнавал самый важный миф – что Мунган-нгауа когда-то, очень давно, жил на земле и научил предков курнаи всему, что составляет их культурное достояние. Это он ввел обряды инициации; и когда кто-то раскрыл их тайны женщинам, Мунган-нгауа в гневе вызвал космическую катастрофу, в которой погибло почти все человечество, а сам поднялся на небо. Наказание космического порядка (потоп, пожар, землетрясение), следующее за одним из тягчайших преступлений – раскрытием непосвященным тайн обряда и мифа, – сюжет широко распространенный в Австралии. Такое наказание неотвратимо следует и за нарушением запретов, установленных патронами инициаций, учредителями обычаев и социальных норм. Космический характер наказания, в котором гибнут не только нарушители, но все человечество, – один из древних архетипов общественного сознания.

Посвящаемый узнавал и о многих других драматических и катастрофических событиях, которые происходили в прошлом, событиях, неизвестных женщинам и детям; знание их обеспечивало солидарность и влияние мужского ядра племени.

У мурувари Нового Южного Уэльса существовала вера в создателя всех вещей, защитника и покровителя людей Бида-нгулу. Старики изображали его на земле в виде абстрактного символа – круга, окруженного лучами подобно солнцу. Вспомним (см. гл. "Обряды инициации") изображение Дарамулуна в обрядах бора в виде концентрической полуокружности с расходящимися лучами – почти тот же абстрактный символ; оба они имеют, видимо, единую идейную основу. Бида-нгулу отождествлялся с огнем и грозой и обитал на небе в облике человека. По словам аборигенов, лучи представляли лицо Бида-нгулу, подобное огню; само его имя означает "лоб огня". Видеть его невозможно, но его голос слышен в раскатах грома. Люди, созданные им, после смерти возвращаются к нему. У него есть сын, Нгулу-бида, сошедший на землю и живший некоторое время с людьми племени мурувари.¹⁷

Мурамура племен области оз. Эйр представляют собой как бы коллективного культурного героя, выразителя творческого начала и единства первобытной социальной общности. Они "доделали" людей (которые уже существовали в некоем аморфном состоянии), дали им тотемические имена, ввели обрезание и другие обычаи.

Высшее существо центральноавстралийского племени аранда Алтьира, по словам К.Штрелова, воплощает все, что аборигены называют добром (мара). Алтьира вечен, он живет на небе со своими женами. Небо представляется аборигенам сушей, через которую протекает большая река – Млечный Путь. Алтьира высок и силен, а ноги его подобны ногам эму.¹⁸ В небе, орошаемом протекающей через него рекой – Млечным Путем, – обитает и Байаме, а ноги эму сближают Алтьира с другим высшим существом юго-восточной Австралии – Дарамулуном и, подобно последнему, отмечают его как хозяина мира мертвых. В представлении аборигенов о высших существах прослеживается некий архетип, общий для всего континента.

Утверждения К.Штрелова, увидевшего в образе Алтьира черты высшего существа, вызвали возражения Б.Спенсера и Ф.Гиллена. Дискуссия, связанная с образом Алтьира, освещена в недавно опубликованной книге С.Джилла.¹⁹ Токарев считает Алтьира олицетворением неба,²⁰ но такое понимание его нельзя признать убедительным. В действительности Алтьира олицетворяет само Время сновидений алчера (алтьере) или алчеринга (алтьеренге), когда герои мифологии аранда и других племен Центральной Австралии создавали физический и социальный космос из первобытного хаоса.²¹ По существу Алтьира и алтьере тождественны (о чем свидетельствует и фонетическая близость этих слов), в сознании аборигенов они выражали, видимо, одно и то же явление или понятие – космогенез, миросозидание, отнесенное к мифологическому прошлому и реализованное личностью высшего существа Алтьира. Возможно, мы стоим здесь у истока самого понятия высшего существа.

В некоторых тотемических группах аранда имеется миф о другом великом существе Времени сновидений – Нумбакулла. Б.Спенсер и Ф.Гиллен переводят его имя как "Возникший из ничего", "Самопроисшедший", "Вечный". Во время своих странствий он создал многочисленные тотемы племени. Делая на скале или на поверхности земли рисунок, он создавал тотемическое святилище этой местности. Рисование становилось созидающим актом, а рисунок – эмблемой соответствующего тотема. Он создал горы, равнины, реки, все виды животных и растений. Он создал куруна, душу первого человека, представителя одного из тотемов, а затем и сам превратился в родоначальника этого тотема. Потом он создал куруна и чуринги родоначальников других тотемов и научил их совершать обряды посвящения и интичиумы, делать чуринги и другие культовые предметы. Совершив все это, он взобрался на покрытый кровью священный столб каува-аува и исчез навсегда.²² В мифе священный столб каува-аува подобен axis mundi или космическому дереву многих архаических культур, центру вселенной, организующему пространство и связывающему небо и землю. Но в некоторых группах аранда под именем Нумбакулла (или Унгамбикула) выступают два существа, сделавшие людей из инапертва, рудиментарных человеческих существ, при помощи каменных ножей. Превратив инапертва в настоящих людей, Нумбакулла сами превратились в ящериц. Созданные же ими люди продолжили процесс творения: они, в свою очередь, создали весь окружающий аранда ландшафт и дали им обряды.²³ Здесь создание людей, а затем ландшафта и обрядов разделено между прасуществами Нумбакулла и предками людей, тогда как в первой версии, где Нумбакулла выступает в единственном числе, разделение труда между ним и предками людей отсутствует. Он один начинает и заканчивает создание земли и населяющих ее существ, включая человека, его обряды и предметы культа. В мифах аранда представлены как бы две модели миросозидания – монистическая и дихотомическая.

Аранда рассказывали и о существе с ногой эму, Великом отце Кнаритья, обитающем на небе со своими детьми.²⁴ Он не принимает участия в земных делах и типологически близок к другим пассивным высшим существам первобытных религий, в том числе к Алтьира. Наконец, у аранда имелся миф о великом небесном существе Ультаана, к которому уходят души мертвых.²⁵ Добавлю, что нога эму у Кнаритья, возможно, указывает на его прежнюю роль в качестве хранителя обители мертвых, демона смерти, и, подобно Алтьира, сближает его с Дарамулуном юго-восточной Австралии.

В другом центральноавстралийском племени, каитиш, Б.Спенсер и Ф.Гиллен обнаружили обитающего на небе великого мифического героя Атнату, который существовал еще до эпохи начала всех вещей – алчеринга. Он создал себя сам и дал себе имя. Он имеет жен, радуется звуку священной гуделки и наказывает людей, если звук гуделок не раздается во время посвятительных обрядов.²⁶

В западной Австралии вера в могущественное существо по имени Мотогон, создавшее землю и небо, была отмечена еще в 1851 году.²⁷ В западноавстралийском племени бад небесный демиург-создатель известен под именем Дьямар.²⁸ Он дал людям законы, и культурные герои выполняют его поручения – учат людей делать орудия, наблюдают за обрядами и за поведением людей, за соблюдением данных им законов. Дьямар находится не только на небе, одновременно он присутствует в каждой священной гуделке, сделанной по образцу первой гуделки, изготовленной им самим. Каждая такая гуделка – его "мистическое тело", и это очень напоминает отождествление тотемических героев-предков Центральной Австралии с чурингами. Мистическое присутствие героев мифологии в предметах культа, в священных изображениях, в местах их первоначального пребывания – характерная черта не только архаического религиозного сознания, она свойственна религиозному сознанию на любом уровне развития общества, это – типологическое свойство любого религиозного сознания.

Аборигены муринбата, на севере Австралии, рассказывают о высшем существе по имени Ногамаин, обитающем на небе с женой, сыном и собакой. Ногамаин посылает на землю молнию и гром, а матерям – детей. В прошлом, в голодное время года, старики обращались к нему по ночам с молитвами-заклинаниями, моля его послать им пищу.²⁹ Известно, что с подобными молитвами-заклинаниями обращаются к высшим существам семанги, пигмеи, бушмены и некоторые другие охотники и собиратели. Высшее существо, при всей сложности и противоречивости его образа, – защитник и покровитель, тот, к кому люди самых архаических культур стремятся обратиться за помощью.

На севере Австралии мифы повествуют и о Матери-прародительнице, известной здесь под разными именами – Кунапипи, Галвади, или Карвади, и другими. Она создала землю, животных, растения, людей, указала каждому племени, где оно должно жить и на каком языке говорить, установила обряды. В главе "Обряды инициации" уже говорилось о роли культа Великой матери в обрядах посвящения, в символике возрождающего материнского чрева. Иногда Матери-прародительницы выступают попарно. Таковы, например, сестры Вагилаг и сестры Дьянггавул, которые ассоциируются с солнцем – источником жизни.

Нет никаких оснований допускать, что мифы и культы, связанные с Великими матерями, относятся к более позднему времени, чем мифы и обряды, связанные с Великими отцами, или, напротив, что они имеют большую древность, как нет оснований думать, что любой из этих мифоритуальных комплексов сложился под каким-то внешним воздействием. Оба комплекса глубоко самобытны и восходят к древнейшим пластам культуры аборигенов. Бытующее наряду с этими двумя полярными мифологическими концепциями представление о существах двойственного пола как бы примиряет их. Таким существом в мифах оказывается Змей-радуга, не менее древний образ австралийской мифологии. Вот почему, может быть, в Арнемленде имя Кунапипи относится не только к Матери-прародительнице, но и к Змею-радуге, совмещающему в себе свойства обоих полов.

В образе Змея-радуги, обитающего в водоемах и во всем блеске появляющегося в небе после дождя, особенно ярко совмещены разрушительное и созидательное начала, столь характерные для высших существ. Образ этот, под разными именами распространенный по всей Австралии, вобрал в себя полярно противоположные черты многих других мифологических существ, и в этом совмещении я вижу глубоко архаическую его особенность. Начать с того, что сам образ символизирует соединение в одном существе двух миров архаического космоса – небесного (радуга) и подземного, хтонического (змей). Змей-радуга объединяет жизнь и смерть, он пожирает неофитов во время обрядов инициации, чтобы извергнуть их как бы вновь рожденными. Он является одновременно носителем смерти и источником плодотворящих и плодорождающих сил. Двуполость – характерная его черта. Наконец, дихотомическая природа Змея-радуги обнаруживается и в том, что он совмещает несовместимое, воплощая противоположные по своей природе стихии воды и огня, выступая в мифах одновременно хранителем огня и водоемов. Широко распространен в Австралии миф об овладении огнем, где птица похищает огонь у Змея-радуги. Развитие этого сюжета, возможно восходящего, подобно австралийскому мифу, к единому древнему прамифу, мы обнаруживаем в индуистской мифологии – в рассказе о вражде птицы Гаруды и змей Нага. На более глубоком архетипическом уровне это – соперничество стихии земли в образе змеи и стихии воздуха в образе птицы.

Змей-радуга имеет немало общего с высшими существами австралийской мифологии. Подобно Байаме, Дарамулуну и другим высшим существам, Змей-радуга занимает важное место в сакральном цикле обрядов посвящения. Он как бы совмещает в себе Байаме и Дарамулуна в одном лице. В мифах о Змее-радуге, как и в мифах о Дарамулуне, тоже имеется тема потопа, и она является одной из ведущих. В Арнемленде Змея-радугу тоже называют "Великим отцом". Его культ тоже связан со звуками священной гуделки. В религии аборигенов Змей-радуга занимает ту же нишу, что и высшие существа, – он возбуждает то же чувство священного трепета, присутствия сакрального. И даже в том, в чем образы эти противоположны, они как бы дополняют друг друга. В образе Змея-радуги, теснее связанного со стихийными, разрушительными явлениями природы – грозой, наводнением, землетрясением, – ярче выступает совмещенность полярно противоположных начал. В то же время он в меньшей степени обременен ролью демиурга, культурного героя, законодателя, хотя известны исключения. Так, Змей-радуга Кунмангур в племени муринбата – первый человек, который создал других людей, а Змей-радуга Унгуд в западноавстралийском племени унамбал создал мир и все живые существа, наполняющие его. В мифах Унгуд предстает неким универсальным источником самой жизни.³⁰ Будучи существом двуполым, Унгуд является не только совершенным воплощением силы жизни, но и ярким символом единства противоположностей. А к примирению противоположных начал, к постижению мира в его единстве и цельности и стремится архаическое сознание.

Космогоническая модель унамбал имеет дихотомический характер. Вместе со змеем Унгуд, хтоническим существом, обитающим в земле, в создании мира принимал участие и небожитель Валланганда, отождествляемый с Млечным Путем.

Обратимся, однако, еще раз к мифологии Арнемленда. Наряду с доминирующими в ней образами Матерей-прародительниц и Змея-радуги, здесь имеется еще одно представление – о некоей универсальной силе Вангар. У.Чеслинг пишет о ней как о "вечной, неопределенной, безликой силе, которая проявила себя в дни созидания и продолжает оказывать благотворное влияние на жизнь по сей день".³¹ Но Вангар – явление далеко не безличное. Оно совмещает в себе представление о Времени сновидений, – времени первотворения, – образы мифических предков вангар и личность высшего существа, творца вселенной, продолжающего оказывать влияние на жизнь людей. Представление о Вангар очень близко к другому синкретическому образу – Алтьира, высшего существа аранда (см. выше). Это типологически однородные явления, видимо, глубоко архаические, сохранившиеся одно в самом сердце Австралии, другое на крайнем севере ее.

У тасманийцев, культура которых находились на самой ранней из известных этнографии стадий развития, существовала вера в великих демиургов, выступавших под именами Лаллер, Моихерни и Друмердим. Первый из них создал землю и населил ее животными, второй создал первых людей, правда, еще не вполне готовыми, в зверином облике, третий доделал их и превратил в готовых людей.³² Миф как бы отразил основные этапы эволюции, постигаемой интуитивно архаическим сознанием. Единого творца здесь еще нет, его функции распределены между тремя созидателями. Наряду с этим сохранилось свидетельство, правда, не очень надежное, что у тасманийцев имелось представление о высшем существе, которое они называли "Отцом"; они верили, что он дал им огонь.³³ В этом не было бы ничего неожиданного, ведь тасманийцы являются ветвью аборигенов Австралии, хотя и отделившейся от них несколько тысячелетий тому назад. А у аборигенов Австралии такие верования, как мы знаем, широко распространены. Рассказывают и о вере тасманийцев в двух существ – носителей доброго и злого начала, карающих за нарушение этических и социальных норм. Воплощение идеи единого высшего существа в образах двух существ, противоположных по своим качествам и интенциям, – явление, типичное для многих архаических мифологий.

Одним из примеров этого являются семанги Малакки. У семангов одно из высших существ – небесное божество Кареи, связанное с грозой как разрушительной стихией. Ему противопоставлено другое высшее существо – творец Та Педн.³⁴ Кареи, демон грозы и бури, выступает как олицетворение стихийных сил природы, Та Педн, его брат или сын, заселивший землю животными и растениями, – как творческое, созидающее начало. Слепая, разрушительная стихия природы, с одной стороны, и созидание, с другой – вот что символизируют Кареи и Та Педн. Этим они напоминают австралийских Байаме и Дарамулуна.

Космогония семангов сохраняет следы древнейших представлений, свойственных и другим архаическим мифологемам. Таково представление о существовании некоей первичной субстанции еще до создания мира, в данном случае воды. Земля появляется из воды, видимо, без участия демиурга Та Педна; последний лишь "оборудует", заселяет ее.

У андаманцев мы встречаем то же противопоставление разрушительного и созидающего начал, что и у семангов и аборигенов Австралии: олицетворение разрушительных сил природы – Пулуга, творец-демиург – Томо, первый человек. Некоторые группы андаманцев верили, что он возник или создал себя сам из дерева и, почувствовав себя одиноким, сделал себе жену из глины, взятой из муравейника.³⁵ Олицетворение разрушительного и созидательного начал в образах двух существ проходит у андаманцев, как и у аборигенов Австралии, не строго, иногда начала эти совмещены в едином существе. На Большом Андамане рассказывают, что Пулуга живет на небе, и ему приписывают создание мира и первого человека. Андаманцы называют и еще одно существо – Тараи. Пулуга олицетворяет разрушительный северо-восточный, а Тараи – юго-западный муссон. Голоса их слышны в звуках грозы; за образом демиурга виден образ хозяина стихийных сил природы.³⁶ Эти грозные олицетворения стихий несут в себе и разрушение, и созидание, они амбивалентны.

Итак, и у семангов, и у андаманцев, – охотников и собирателей Юго-Восточной и Южной Азии, – герои мифов часто выступают попарно. Ту же тенденцию к объединению мифологических существ в пары, порою их противопоставление по неким исходным параметрам, мы встречаем и у аборигенов Австралии: Байаме и Дарамулун на юго-востоке континента; сестры Вагилаг и сестры Дьянггавул на севере; "два человека" Вади Гудьяра, черный и белый, в пустынях Запада; братья-молнии у многих племен; два небесных прасущества Нумбакулла у аранда; два брата – красные кенгуру, культурные герои тех же аранда; два странника Мамандабара, братья или отец и сын у валбири и т.д. Аналогичные пары существ широко представлены в мифологических системах бушменов и пигмеев Африки, многих народов Южной и Северной Америки.

Такое явление мы можем условно назвать первобытным дитеизмом (по аналогии с первобытным монотеизмом – понятием, введенным культурно-исторической школой). Герои мифов в этих парах противопоставлены по принципу дополнительности или дополняют друг друга по принципу противоположности. В этой тенденции к удвоению героев мифологии, дополняющих друг друга или противопоставленных друг другу, мы имеем дело с одной из универсалий архаического сознания. Здесь явно просматривается изначальное свойство человеческого сознания к дихотомизации мира, его рассечению надвое, его восприятию в противопоставлении, противоположении двух начал. В тенденции этой как бы отражено членение человеческого мозга на две половины, противопоставленные и в то же время дополняющие друг друга.

У охотников и собирателей бушменов кунг демиург-создатель выступает под именем Гаува. Он создал мир и людей. Бушмены представляют его могущественным существом, живущим на небе в хижине из травы; в этой хижине имеется верхнее помещение, куда уходят души умерших. Высшие существа, под разными именами, известны и другим группам бушменов. Центральный персонаж мифологии бушменов – Цагн, демиург, культурный герой и трикстер, предстающий в образе насекомого богомола. Мифы рассказывают о начале мира, о великой воде, олицетворяющей первозданный хаос, из которой поднялась земля и возникла жизнь, и Цагн участвовал в создании мира, небесных светил и животных. Он принес в мир огонь и дал всем вещам их имена, он – хозяин дождя. Он научил людей обрядам, он – всемогущий маг, обладающий даром всеведения, он видит вещие сны. Мифы бушменов, древнейшего населения Южной Африки, перекликаются с архаическими мифологиями Древнего Востока и, наряду с мифами аборигенов Австралии, возможно, восходят к древнейшим пластам общечеловеческой культуры.

Религия бушменов гви концентрируется вокруг двух противоположных по своим качествам существ, олицетворяющих созидание и разрушение, добро и зло. Это – Нгодима, демиург, создатель мира и человека, и Гавама, злой демон-разрушитель. Нгодима несет в мир жизнь и добро, Гавама несет зло, которое бушмены стремятся нейтрализовать, исполняя танцы "изгнания зла" – экзорцизма.³⁷ Дуализм мировидения бушменов гви напоминает нам о тенденции к удвоению и противопоставлению героев мифологии как одной из универсалий архаического сознания, напоминает о Байаме и Дарамулуне – высших существах австралийских мифов, о Та Педне и Кареи – мифических героях семангов, о Пулуге и Томо андаманцев, носителях противоположных начал, глубоко укорененных в мире и в душе человека.

Образы высших существ имеются и у африканских пигмеев. Таков у пигмеев бамбути Тор, хозяин неба, к которому они возвращаются после смерти. Другие группы верят в великого творца Кмвума, в благожелательное божество, которое они отождествляют с лесом или с радугой, противопоставленное грозному высшему существу.³⁸

В тропической Африке, на более высоких уровнях развития, сохраняющих, однако, многие особенности древнейших мифологических представлений, образ демиурга, творца вселенной, обретает новые черты. Порою он еще скрыт за сонмом второстепенных божеств, но в некоторых культурах предстает уже как полновластный хозяин жизни и смерти и все более выдвигается на центральное место. Или, напротив, мы видим его удалившимся от мира deus otiosus, наряду с активным высшим существом, выступающим как бы второй ипостасью творца; эту пару высших существ мы встречаем уже в более архаических культурах. Высшее существо появляется то в облике человека, то некоего чудовища, то олицетворяет вселенную, охватывая собою весь мир. У догонов дети-близнецы верховного божества Аммы слиты в образе получеловека-полузмея; антропозооморфные черты имеют и многие другие божества. Глубоко архаичны и образы божеств-андрогинов, сочетающих в себе мужское и женское начала. Таков, например, один из демиургов дагомейской мифологии Нана Булуку, такова и порожденная им божественная пара Маву-Лиса, воплощающая единство мира в его двойственности. У йорубов это божество-андрогин Одуа (Одудува), созидающее вселенную вместе с верховным богом, "хозяином неба" Олоруном. В системе дагомейских мифов творец мира Айдо-Хведо является в образе то гигантского змея, то радуги, подобно одному из центральных образов австралийской мифологии, Змея-радуги. Последнему свойственна и андрогинность. Эти архаические черты в мифологиях народов тропической Африки, сближающие их с мифами аборигенов Австралии и других охотников и собирателей, далеко не случайны и сказанным не ограничиваются. У африканских йоруба, например, существуют мифы о создании людей демиургами-ориша, превратившимися затем в скалы или ушедшими в землю, подобно героям австралийских мифов.³⁹ Очевидно и в Африке мифологическое творчество основывается во многом на универсальных архетипах первобытного сознания и отражает непрестанный мифотворческий процесс, идущий из глубин первобытности.

Выше уже были упомянуты высшие существа индейцев Огненной Земли – Темаукель индейцев она и Ватауинева яганов.⁴⁰ Представление о высшем существе, творце мира и человека, имелось и у индейцев Калифорнии. Индейцы юки называли его "Идущий один", винтун – "Живущий наверху", майду – "Творец земли".⁴¹ Часто, однако, положительному, обычно антропоморфному демиургу противопоставлен отрицательный зооморфный трикстер, койот, который то сотрудничает с творцом, то мешает ему, внося в его созидательную деятельность хаос и разрушение. Творец добр и стремится помогать людям; койот, напротив, является источником зла, страданий и смерти. Именно койот виновен в том, что люди умирают. Добро и зло, созидание и разрушение персонифицированы в двух противоположных по своим качествам существах; явление это, как мы знаем, представляет собою одну из универсалий архаических мифологий. Но иногда творец сливается с койотом, воплощая полярные противоположности в одном образе.

Североамериканским индейцам – чейеннам структура мира представляется системой взаимодействующих частей, каждая из которых управляется неким всемогущим существом.⁴² Здесь перед нами вновь предстает свойственное архаическому сознанию представление о разделении труда между высшими существами, но не в генетическом плане, как у тасманийцев, а скорее в пространственном.

В эпосе чукотско-камчатских палеоазиатов, в его древнейшем пласте, мифы творения кристаллизуются вокруг образа Ворона. У чукчей Ворон – главный герой мифов творения, исполнитель воли небесного творца. Небесное божество связано с небом (верхним миром), оно моделирует мир, природу, макрокосм, а Ворон спустился с неба и стал создателем земли, общества, микрокосма. У коряков и ительменов Ворон мыслится первопредком, создателем земли, культурным героем. У коряков он носит имя "Творец". С.П.Крашенинников характеризует Ворона как творца-прародителя и даже главнейшее божество ительменов и коряков.⁴³ По наблюдению Е.М.Мелетинского, нисхождение его с неба, странствование по земле и таинственный уход по завершении своих деяний напоминают архаические представления о странствованиях мифических героев и завершении их жизненного цикла у австралийцев, американских индейцев и других народов. Таким образом, у палеоазиатов с мифическим временем первотворения соотнесен архаически-синкретический персонаж первопредка – демиурга – культурного героя. Е.М.Мелетинский высказывает предположение, что у общих предков палеоазиатов Ворон был и творцом, и тотемным первопредком, имеющим двойную антропозооморфную природу.⁴⁴ Возможно, что первоначально творец сливался с Вороном, а в дальнейшем из нерасчлененного, синкретического образа Ворона-творца произошла дифференциация образов Ворона и Творца. Вороний эпос занимает центральное место и в фольклоре индейцев северо-западного побережья Америки; у тлинкитов Ворон выступает как творец, создавший землю и людей. Мифологическую систему северо-восточных палеоазиатов возглавляло верховное небесное существо, моделирующее мир в целом. Чукчи и коряки называли его "Верхнее существо", "Некто наверху"; аналогичный термин встречается у северо-западных индейцев, индейцев Калифорнии и Огненной Земли, у некоторых африканских и австралийских племен. Термин "Творец", который мы встречаем у чукчей и коряков, применялся к верховному существу также у айнов, индейцев и австралийцев.

Вера в творца, удалившегося от дел, от мира и людей после завершения им своих деяний, свойственна многим архаическим культурам. Однако утверждение М.Элиаде, что вера в него универсальна, свойственна всем архаическим обществам,⁴⁵ не находит подтверждения.⁴⁶ Напротив, образ активного демиурга-созидателя распространен в этих обществах почти повсеместно. Во многих культурах это существо не только активно, но и вовлечено в человеческие дела, его активность этически окрашена – оно награждает за хорошее, правильное поведение и карает за дурное. В дальнейшем оно становится объектом организованного культа.⁴⁷

Активные высшие существа – демиурги, создатели мира, людей, культуры – делят функции творения с другими существами – культурными героями и тотемными первопредками – или синкретически сочетают эти образы в себе. Мы видели, как переплетены, как порою трудно различимы атрибуты и функции высших существ и других героев первобытной мифологии. И в то же время нет никакого сомнения в том, что в архаическом образе высшего существа уже содержится предчувствие единого всемогущего Бога-творца. Само понятие всемогущества складывается здесь на наших глазах: мы видели, что возможности демиургов первобытной эпохи еще не безграничны, часто они создают мир из аморфной космической субстанции, которая уже существовала до их появления.

Высшему существу свойственно всеведение, оно является источником первобытной морали, социальных и этических норм, как бы относительны и ограниченны они не были. Более того, можно утверждать, что оно олицетворяет собою саму человеческую совесть. Видя все, оно способно заглянуть и в глубину человеческой души.

К высшему существу обращаются с молитвами-заклинаниями, и в этом просматриваются истоки его культа. Само понятие священного – основное понятие религии – все более концентрируется на образе высшего существа, на его деяниях, на всем, что непосредственно связано с ним.

Понятие вечности как одного из атрибутов высших существ заложено уже в самом религиозно-мифологическом сознании, в противопоставлении исторического и мифологического времени. Переступая – в своем сознании, в ритуале – грань, отделяющую сферу обыденного от сферы священного, человек переходит из мира профанного, исторического времени в мир сакрального, мифологического времени. Он входит в мир явлений и событий, которые длятся бесконечно, в мир вечного повторения, вечного возобновления событий священной истории – того, что аборигены Австралии называют Временем сновидений. Это трансцендентное, сакральное время течет как бы параллельно историческому времени и актуализуется в обрядах и мистериях, связанных с событиями и героями мифов, с высшими существами первобытной религии.

Высшее существо объединяет в себе начало жизни, – ибо оно создатель и нередко хранитель всего живого, включая человека, – и начало смерти. Ведь часто оно является хозяином мира мертвых, люди уходят к нему после смерти, и эта его вторая ипостась порою просвечивает даже в его внешнем облике. Мы уже говорили о том, как переплетены эти начала в первобытном сознании, как совмещены они в древнейшей продуцирующей и посвятительной обрядности. Не случайно некоторые высшие существа объединяют в себе и создателей мира, и хранителей обители мертвых, и патронов инициаций.

У истоков самого феномена высшего существа мы находим некий синкретический образ, который, как мне кажется, до сих пор не был по-настоящему понят и не привлекал достаточного внимания. Он объединяет в себе творца вселенной, процесс творения и время творения – объединяет все это в первобытно-синкретической целостности. Я вижу это явление в Австралии, в образах Алтьира и Вангар. Дальнейшие исследования, как я думаю, могли бы обнаружить его в других архаических культурах, не только в Австралии, но и на других континентах.

Изучая высшие существа первобытных религий, мы являемся свидетелями возникновения образа единого Бога-творца во всей сложности и противоречивости этого процесса. В эволюции религиозного сознания образ Бога-творца постепенно освобождался от архаических наслоений, становился все более отчетливым и завершенным. Корнями своими, однако, он уходит в глубины архаического сознания. Демиурги первобытных религий – исторически наиболее ранняя фаза в развитии идеи Бога.

Почвой, на которой возникли и сложились образы высших существ, была творческая, созидающая деятельность самого первобытного человека. В этих образах олицетворено созидательное начало пробуждающейся человеческой личности. Даже имена некоторых высших существ образованы от слов "делать", "создавать", "творить". Однако чтобы в первобытном общественном сознании сложился и оформился такой образ, еще недостаточно, чтобы люди ощутили себя созидателями, творцами. Это лишь одно из необходимых условий, как бы топливо будущего костра. Но чтобы огонь вспыхнул, нужна была некая таинственная искра, способная зажечь его.

В религиях архаических обществ образы высших существ – не свидетельства древней, позднее утраченной веры в единого всемогущего Бога-творца, не реликты первобытного монотеизма, как полагали Э.Лэнг и В.Шмидт (см. мою книгу "Происхождение религии: история проблемы", гл. "От маны к богу"). Нет, образы эти – далекие предтечи всемогущего единого Бога. Образ единого всемогущего Бога-творца не дан человечеству изначально, он раскрывался в истории, постигался человеческим сознанием на протяжении многих тысячелетий; процесс этот продолжается и, возможно, никогда не будет завершен. В эпоху первобытности мы наблюдаем лишь его первые шаги. Откровение – не единовременный акт, оно погружено в историю и постигается человечеством исторически.